Джузеппе Боффа - От СССР к России. История неоконченного кризиса. 1964-1994

Из кругов экономистов поступали противоречащие друг другу проекты[22]. Один из них был довольно быстро подготовлен Абалкиным. Другой был представлен группой специалистов из Госплана. Председатель Совета министров Рыжков попытался обобщить оба проекта. Представленный им синтез и был одобрен Съездом народных депутатов в декабре 1989 года[23]. В то же время молодой экономист из Комиссии Абалкина, до того еще мало кому известный Явлинский, выработал свой, отличный от других проект, так называемую «программу 400 дней», где вынашивалась идея массовой приватизации советской экономики. План Явлинского, по содержанию подрывавший существовавшие устои, методологически отражал встречающуюся в советской традиции иллюзию: поиск чудотворного решения посредством молниеносной акции. На проходившую дискуссию /216/ повлияла борьба, начатая Российской Федерацией против Советского Союза. Проект Явлинского, несколько растянутый по срокам и превратившийся в «программу 500 дней», был взят на вооружение Советом министров Российской Федерации и противопоставлен проекту центрального правительства[24].

То, что поначалу было просто дискуссией между специалистами, переросло в политический конфликт. Горбачев попытался достичь соглашения с российским правительством, ставшим оплотом Ельцина. Экономисты обоих лагерей взялись за совместную работу. В ходе ее советники Горбачева разошлись во мнениях: Шаталин и Петраков поддержали «программу 500 дней»; правительство Рыжкова с Абалкиным остались верными своему предложению[25]. Хотя Горбачев был ближе к первым, но попытался найти компромисс. Другому экономисту, академику Аганбегяну, было поручено найти приемлемое решение, но он ничего не смог сделать. Реформа оказалась заблокированной. Там, где предполагалось найти согласие, возникло еще одно основание для конфликта. Провал попытки реформирования экономики оставил за собой шлейф полемики, горечи и незаживающих ран.

Политическая борьба становилась все более ожесточенной. Один из самых видных сотрудников Горбачева потом высказал мнение, что в тех условиях никакая программа, будь она самой совершенной, не могла быть реализована[26]. Новый Закон о предприятии, рожденный под влиянием наиболее передовых реформаторских идей, был одобрен в июне 1990 года и должен был вступить в силу 1 января 1991 г. Однако он так и остался на бумаге.

За противоборством между различными проектами уже просматривался более глубокий конфликт. Впервые под вопрос ставился социальный строй СССР. Решение проблемы затруднялось необходимостью принятия жестких мер по финансовой стабилизации. Это было действительно необходимо, так как в противном случае никакая структурная реформа не имела бы успеха. Речь шла о болезненном шаге, неизбежно вызывавшем сомнения. Однако основные пункты спора касались коренных вопросов: объемов приватизации, масштабов частной собственности, которая, по мнению некоторых, должна была стать чуть ли не единственной формой собственности; целесообразности или нецелесообразности регулирования рынка, если согласиться, что его законы и потребности должны уважаться; социальной защиты, к которой привыкло советское население; поэтапности принятия мер. Один из иностранных советников, появившихся тогда на московской сцене и находившихся среди вдохновителей «программы 500 дней», отмечал: «Быстрая перемена системы необходима в целях народного благосостояния, поднять которое можно только с приходом капитализма»[27]. Это уже была не перестройка, а нечто совсем другое. /217/

Разворот части реформаторов в сторону экстремизма был вызван различными факторами. Некоторые из них носили международный характер. Самые убежденные сторонники либерализма, находившиеся тогда у власти как в Вашингтоне, так и в Лондоне, провели в этом направлении довольно умелую акцию убеждения. Шульц и госпожа Тэтчер даже не скрывают этого факта в своих воспоминаниях[28]. К тому же в развитие ситуации вмешались резкие перемены, происшедшие в течение нескольких месяцев в Восточной Европе. Но были также и внутренние причины. «Теневая экономика» оказывала давление, стремясь избавиться от оставшихся препятствий. Экономист Селюнин, который был поначалу одним из рьяных сторонников перестройки, призывал к формированию в 1990 году нового правительства, «не связанного с выбором, сделанным в 1917 году... Такое правительство осуществит переход к рынку и послужит изменению социального строя»[29]. Но на это Горбачев не хотел соглашаться. Его отказ от «программы 500 дней», насколько мы знаем, был мотивирован различными соображениями. Он был убежден, что обещать такие быстрые перемены означало бы обман, так как в ходе перестройки он убедился — для эффективной реформы потребовались бы годы напряженного труда. Горбачев с недоверием относился к «шоковым терапиям», к которой, например, прибегло польское правительство в начале 1990 года. Однако наиболее отчаянные радикалы хотели, чтобы такая «терапия» была применена в СССР. Горбачева беспокоила цена, которую народ должен будет заплатить за подобную реформу, и он хотел реализовать «менее болезненную» программу. Наряду с этими суждениями прагматического характера он продолжал вынашивать убеждение — и останется верен ему до конца, — что от социалистических ориентиров, хотя и существенно подправленных, не следует отказываться[30].

Он дорого заплатил за это убеждение. Непримиримая враждебность его противников в КПСС не ослабевала и после XXVIII съезда. В то же время отказ Горбачева от «программы 500 дней» дал его принципиальным противникам и сторонникам Ельцина предлог для широкого наступления и подсказал тактику против него. Его обвинили в переходе в лагерь «консерваторов». Поначалу они повели атаку на председателя Совета министров Рыжкова, выступившего против «программы 500 дней», и потребовали его отставки. Рыжков, конечно, не был исключительной личностью, но и не принадлежал к противникам реформ. С самого начала перестройки он работал вместе с Горбачевым, возглавляя правительство. Он не был близок к Лигачеву, напротив, в их отношениях ощущалась неприязнь. Горбачеву пришлось расстаться с Рыжковым еще до конца года. Так советский президент оказался в еще большей изоляции.

Что касается доводов, к которым прибегали в ходе полемики представители обоих лагерей, то как одни, так и другие их приверженцы /218/ настаивали и настаивают на них. Трудно дать им оценку, если, конечно, не сделать это чисто гипотетически. Можно только отметить, как в свете происшедшей затем в стране катастрофы выдвинутые против «программы 500 дней» оговорки нельзя считать малозначащими. Только один пример. Одной из основных причин разногласий был вопрос о частной собственности на землю с постепенным переходом от коллективного землепользования в сельском хозяйстве к частному. После этого в России один за другим были приняты декреты и законы, провозглашавшие эти принципы. Каждый раз их принятие приветствовалось как крупное историческое событие, настоящая революция (или контрреволюция, кому как нравится). Но на практике, несмотря на трагедии, или, может быть, именно из-за них, сопровождавших весь период советской коллективизации, мало что изменилось в организации труда в сельском хозяйстве и в жизни деревни.