Джузеппе Боффа - От СССР к России. История неоконченного кризиса. 1964-1994

Перипетии этой отчаянной попытки пересказывались уже не одним ее участником[33]. И нет необходимости воссоздавать ее в деталях. Роспуск советского парламента объяснялся созданием некоторых других органов, имевших своей целью «воссоздание» Союза. Наиболее важным был Государственный совет, орган, куда входили главы республик (девять или десять, в зависимости от обстоятельств) и Горбачев. Этот орган он пытался использовать для возобновления ново-огаревского процесса, готовя заключение нового договора о Союзе и структурного соглашения о создании единого экономического пространства между всеми республиками, которые хотели бы вступить в него. Он неоднократно пытался убедить своих собеседников, что всем им необходимо держаться вместе: без Союза никакая республика не проживет, всем будет плохо, России не лучше других[34].

Несмотря на то что Горбачев лишился авторитета, был унижен и изолирован, он оставался президентом Союза. Должность, которую он занимал, сама по себе вызывала уважение. Он мог ею воспользоваться, чтобы вновь взять в свои руки политическую инициативу. И действительно, он пытался это сделать. Пока он занимал свой пост, главы республик, начиная с самого важного среди них — Ельцина, выглядели подчиненными. «Первый» в России, Ельцин, пользуясь его же словами, пока существовал Союз, оставался «вторым», как бы он себя ни назвал (подыскивалось новое название), и не имело значения, какое это будет название. С другой стороны, пока Горбачев оставался в Кремле, Союз, пусть крайне ослабленный, продолжал существовать. Хотя неизвестно, насколько он был значимым (а мы уже высказали законные сомнения относительно использования подобных инструментов в тогдашнем СССР). Зондирование общественного мнения, проведенное еще в ноябре, подтвердило, что процент тех, кто хотел сохранить Союз, был примерно тот же самый, что и на предыдущем мартовском референдуме (в больших городах, в Москве, Ленинграде и Киеве, он даже возрос)[35].

Заседания Государственного совета для обсуждения вопроса, в каком виде должен сохраниться Союз, проводились довольно регулярно. На нем заседали кроме Горбачева еще десять глав заинтересованных республик. Но все смотрели на Горбачева и Ельцина, желая уяснить себе, чем кончится их дуэль, прежде чем определиться с собственной позицией[36]. Наиболее активными сторонниками Союза были главы пяти центральноазиатских республик, особенно казах Назарбаев. Он возглавлял республику с многонациональным населением, где «титульная» нация, так же как и русские, не составляла даже половины, и он больше других опасался распада СССР. Более двусмысленной была позиция Кравчука, руководителя украинской компартии: высказывалось предположение, что его неожиданный /248/ националистический радикализм был вызван более всего предстоящими выборами, назначенными на 1 декабря, на которых он баллотировался на пост президента Украины, после чего он смягчит свою позицию[37]. Определяющей для всех была позиция Ельцина: если он не хотел Союза, никто бы его не захотел.

В течение трех месяцев переговоры шли с переменным успехом, и сегодня не имеет смысла их описывать. Они обусловливались скорее тактическими соображениями, чем глубокими убеждениями. В середине октября дошло до того, что был парафирован договор об экономической координации между различными республиками[38]. После чего не прошло и десяти дней, как Ельцин пустил соглашение по ветру, объявив по собственной инициативе, что Россия самостоятельно осуществит радикальные экономические реформы (которые действительно начали реализовываться с 1 января под руководством его приближенного Гайдара). Небольшое значение также имели дискуссии относительно характера взаимосвязей, которые должны существовать между различными республиками — федеративными или конфедеративными. Горбачев выступил за первое, но был вынужден согласиться на второе, что не принесло больше успеха. В центре спора был вопрос о том, сохранит ли Союз характер единого государства, пусть децентрализованного, однако выглядевшего единым в глазах всего мира, или это будет, наоборот, слабая коалиция различных государств, намеренных действовать каждое по-своему. Горбачев попытался обойти препятствие. Не затягивая времени на поиски формулировок, он предложил прагматический подход: определить полномочия, которые отдельные республики соглашались оставить за Союзом. Но и этот метод не сработал.

Мы не знаем, когда Ельцин решил, что по Союзу надо нанести смертельный удар. Были люди в ту пору, считавшие, что он долго сомневался. Такого мнения придерживался сам Горбачев, предпочитавший верить заверениям, время от времени получаемым от своего собеседника. Однако есть основания сомневаться в справедливости такой оценки. Мы знаем, что уже в конце сентября двое его главных советников того периода, Бурбулис и Шахрай, подталкивали дело к развалу Союза, чье наследие должно было целиком перейти к России. Теперь весьма трудно представить себе, что они действовали без одобрения российского президента, так как Ельцин, как сказал потом один из его собеседников, «не тот тип человека, которым можно манипулировать»[39]. 1 октября Бурбулис, действовавший в качестве правой руки Ельцина и считавшийся затем основным зачинщиком всей операции, изложил нескольким группам российских депутатов свою концепцию, которая теперь уже должна была осуществляться. Его предложения были сконцентрированы в документе, названном впоследствии «меморандумом Бурбулиса», получившем хождение в /249/ тот период в различных вариантах, более или менее сходных между собой[40]. События последующих трех месяцев подтвердили ценность этого документа*.

* Бурбулис уже за год до того был руководителем предвыборной кампании Ельцина, баллотировавшегося на пост президента. Как и его шеф, он происходил из Свердловска (теперь Екатеринбург), где преподавал в местной партшколе марксизм-ленинизм. Его влияние в последние месяцы 1991 года достигло зенита. Ельцин сам признал, что выбрал молодого и неопытного Гайдара в качестве главного проводника экономических экспериментов именно по совету Бурбулиса, с кем Гайдар был тесно связан. «Он был его креатурой», — как говорит Б. Ельцин ( Дневник Президента. Указ. соч., с. 242). Верно и то, что со временем Ельцин дистанцировался от Бурбулиса как по причине непостоянства его характера, что создавало немалые проблемы (там же, с. 245-250, 301), так и потому — но об этом не говорится, — что его имя, как и имя Шахрая, слишком связывалось с развалом Союза, а это со временем становилось все более непопулярным.

Тезис Бурбулиса, который Ельцин ни разу не опроверг, заключался в том, что Россия, вышедшая с победой из августовского кризиса, теперь рисковала потерять инициативу, если бы позволила Горбачеву воссоздать Центр. Если бы было достигнуто соглашение с другими республиками, Россия превратилась бы в «заложницу» федерального правительства, в то время лишенного реальной власти. Горбачев, казавшийся в августе поверженным, вновь обретал свои полномочия и роль, которые не должны ему больше принадлежать, так как они основывались на идее, что существование федеративных органов еще возможно. Россия же должна идти своим путем, без колебаний, заняв свое место на международной арене как единственная наследница того, чем был Советский Союз, и взяв на себя ответственность за выживание «сильного русского государства».