Коллектив авторов - Источниковедение

<���…> тот, кто пишет историю своего времени, стремясь только к правде и никого не щадя, всячески старается скрыть, чем занимается <���…>. Следственно, автор, ежели только он не решился ума, ни за что не позволит, чтобы его заподозрили в написании истории. Он даст книге созреть, упрятав ее под ключ и надежные замки, также тайно передаст своим наследникам, а те благоразумно выждут одно-два поколения и выпустят ее в свет не раньше, чем время станет ей защитой от преследований… [С. 62]

Андрей Тимофеевич Болотов [573](конец XVIII в.).

Не тщеславие и не иныя какия намерения побудили меня написать сию историю моей жизни, в ней нет никаких чрезвычайных и таких достопамятных и важных происшествий, которыя бы достойны были переданы быть свету [здесь и далее выделено мной. – М. Р. ], а следующее обстоятельство было тому причиною.

Мне во всю жизнь мою досадно было, что предки мои были так нерадивы, что не оставили после себя ни малейших письменных о себе известий, и чрез то лишили нас, потомков своих, того приятного удовольствия, чтоб иметь о них и о том, как они жили и что с ними в жизни их случалось и происходило, хотя некоторое небольшое сведение и понятие. Я тысячу раз сожалел о том и дорого бы заплатил за каждый лоскуток бумажки с таковыми известиями, если б только мог отыскать что-нибудь тому подобное <���…>. Я винил предков моих за таковое небрежение и, не хотя сам сделать подобную их и непростительную погрешность и таковые же жалобы навлечь со временем и на себя от моих потомков, рассудил потребить некоторые праздные и от прочих дел остающиеся часы на описание всего того, что случилось со мною во все время продолжения моей жизни…

При описании сем старался я не пропускать ни единого происшествия, до которого достигала только моя память, и не смотрел, хотя бы иныя из них и самыя маловажный , случившиеся еще в нежнейшия лета моего младенчества <���…>. А как я писал сие не в том намерении, чтоб издать в свет посредством печати, а единственно для удовольствования любопытства моих детей и тех из моих родственников и будущих потомков, которые похотят обо мне иметь сведение: то и не заботился я о том, что сочинение сие будет несколько пространно и велико; а старался только, чтобы чего не было пропущено, почему в случае если кому из посторонних случится читать сие прямо набело писанное сочинение, то и прошу меня в том и в ошибках благосклонно извинить…

Мемуары А. Т. Болотова абсолютно явно написаны с внутрифамильными целями и тем самым вполне подтверждают приведенную схему эволюции мемуаристики, но при сопоставлении их с мемуарами Сен-Симона напрашивается странный вывод: при всеобщей убежденности в «общинной» ментальности русского человека наиболее значительные русские мемуары периода расцвета мемуаристики крайне индивидуалистичны, их автор описывает мельчайшие факты своей жизни, совершенно не заботясь, интересно ли это читателю; мемуары индивидуалистичного европейца, напротив, нацелены на читателя, описывают не столько жизнь автора, сколько значимые события истории, современником которых он был.

Зайдя окончательно в тупик противоречий, попытаемся из него выбраться, помня о том, что у тупиков выход находится там же, где вход. А «входом» для нас послужила видовая модель мемуаристики, которую можно условно назвать эволюционной, поскольку в ней разные группы мемуаров (в частности, мемуары с внутрифамильными целями и мемуары, нацеленные на описание современной истории для будущих поколений) рассматриваются не как изначально рядоположенные, а как последовательно возникающие.

Попытаемся скорректировать эту модель. И снова начнем с сопоставления.

Герцог Луи де Руврэ Сен-Симон . Частной я именую историю, если она относится к временам автора и его стране, повествуя о том, что происходит у всех на глазах. Писать историю своей страны и своего времени – значит тщательно и обдуманно воскрешать в уме виденные, пережитые, узнанные из безупречного источника события на театре жизни <���…> я не вижу ничего, что было бы полезнее этой двойной отрадной возможности просвещаться, читая историю своей страны и своего времени, и, следственно, ничего более дозволительного, чем писать последнюю…

Сильвестр Медведев [574](конец XVII в.)… подобает нам содеявшия в наша времена какие-либо дела не придавать забвению <���…>.

<���…> писанием оставити вежество, ибо мнози о тех делах глаголют и соперство между себе творят <���…> абаче инии истинствовати не могут…

Созерцание краткое лет 7190, 91 и 92, в них же, что содеяся во гражданстве.

Андрей Артамонович Матвеев [575](конец XVII – начало XVIII в.). Сей автор не за любочестие свое и не праздную себе хвалу, но для общей всех памяти о том потщится сей малый труд принять, дабы всегда в Российском государстве благоразумные и любопытные читатели, вразумляющиеся полезно, к будущему известию своему, для познания родящихся сыновей своих от род в род оставляли незабвенно…

Мы не обнаруживаем существенных различий в целеполагании Сен Симона, с одной стороны, и Сильвестра Медведева и А. А. Матвеева – с другой. И в связи с этим крайне примечательно как название труда Сильвестра Медведева «Созерцание краткое лет 7190, 91 и 92, в них же, что содеяся во гражданстве», так и его цель – «писанием оставити вежество» (т. е. знание).

Итак, поскольку вполне логичная на русском материале конструкция плохо работает при обращении к западноевропейским источникам, мы и предложили новую по отношению к предшествующей историографии видовую модель источников личного происхождения как в коэкзистенциальной (проблема классификации), так и в эволюционной (проблема периодизации) составляющих. Мы выделили две разновидности мемуаров (мемуары-автобиографии и мемуары – «современные истории»), рассмотрев их не как последовательно возникающие в процессе эволюции мемуаристики, а как параллельно существующие.

Если мемуары возникают в личной сфере, то газеты – в общественной, также маркируя переход от Средневековья к Новому времени. Сравнительный анализ российских и европейских газет как разновидности периодической печати позволяет обнаружить более существенные отличия социокультурного состояния России и Европы в Новое время, чем анализ мемуаров. И это легко объяснимо с точки зрения принятой нами гипотезы: переход от Средневековья к Новому времени и, соответственно, трансформация видовой структуры корпуса исторических источников связаны с эмансипацией личности и созданием вторичных социальных связей, поэтому источники личного происхождения фиксируют наиболее глубинные основания такого перехода.