Борис Акунин - Любовь к истории (сетевая версия) ч.11

А.Н.Толстой, пересказывая беседу с белым контрразведчиком Ливеровским, которого потом вывел в «Ибикусе», описывает гибель графа Делафара следующим образом (интересно сравнить с тем, как это описано в повести): «Темной дождливой ночью Делафара везли на моторке на баржу № 4 вместе с рабочим, обвиненным в большевистской агитации, и уголовником Филькой. Первым поднимался по трапу рабочий. Конвойный, не дожидаясь, пока он поднимется на баржу, выстрелил рабочему в голову, и он скатился. Филька, пока еще был на лодке, снял с себя крест и попросил отослать по адресу. Когда же взошел на баржу, сказал — это не я, и попытался вырваться. Его пристрелили. Делафар дожидался своей участи в моторке, курил. Затем попросил, чтобы его не застреливали, а утопили. Делафара связали, прикрепили к доске и пустили в море. Вот и все, что я знаю…».

Не захотел, стало быть, наш граф умирать прозаически, как рабочий и уголовник. На доске, в море. Поэт. 24 года ему было.

Какое я из этой грустной истории вывожу moralit??

Когда читал про романтического графа Шамборена в юности, думал: как всё это красиво. Хорошая все-таки вещь — революция. Влюбила в себя множество удивительных людей, подарив каждому звездный час, и еще больше людей обыкновенных, сделав их удивительными. Неважно сколько жить, важно — как. И прочее, соответствующее возрасту.

В нынешние же свои годы думаю: какая гадость эта ваша революция. Если б не заморочила юноше голову, получился бы хороший литературный переводчик, о ком твердили б целый век: N. N. прекрасный человек. Любовников ей, стерве несытой, подавай, да еще молодых, и побольше. «Скажите: кто меж вами купит ценою жизни ночь мою?». И ведь сколько во все времена находилось желающих. Добро б еще ночь манила сладострастьем. А то ведь грубые лапы конвойных, пошляк ротмистр, запах мазута от грязной воды, веревки, мокрая доска…

Из комментариев к посту:

ivnoskova

Припоминаю, что даже в молодые годы я думала, что революция — это большая гадость. Разные романтические революционные порывы были мне не просто чужды, а противны. Свобода, равенство, братство…тьфу. Ну свобода — допустим. И то еще подумать надо, всем ли она нужна (про ярмо с гремушками да бич я согласилась сразу и на всю жизнь) Равенство? — так люди равны только перед богом, а на земле равенства быть не может. Братство — вот этот алкоголик будет моим братом и я должна заботится об его светлом будущем?

Ни тогда, ни сейчас сторонник демократии из меня не получался.

al_stal

это с точки зрения буржуа гадость. А вот работай вы по 16 часов в сутки с одним выходным, без отпуска и больничного, без перспектив к лучшей жизни чем угол комнаты на семью — очень бы задумались о справедливости существующего общества и необходимости что-то менять.

radistradist

Молодым, непожившим да нецелованным, как не странно, смерть легка. Не даром в армию с 18 лет призывают. Кто его знает, молодого поэта, а может он как их сиятельство Алексей Николаевич превратился бы в циника и хапугу, которому в Польшу Сталин отправил телеграмму: "стыдитесь, бывший граф".

whyte_knight

Да-да-да. Нам в Штатах даже исследования показывали. У молодых людей (юношей и девушек) в возрасте от 18 до 20 наименьшие показатели страха. Т. е. они (юноши-девушки) думают "это может случиться с кем угодно, только не со мной. Поэтому призывной возраст 18.

29 сентября, 11:27

Вот еще артефактик, который действует на меня стимулирующе:

Друзья и знакомые часто дарят мне ежегодники, путеводители, телефонные или адресные книги дореволюционной эпохи, зная, что я собираю справочную литературу этого рода. И вот однажды, перелистывая только что полученную книгу-календарь 1908 года, я обнаружил между страниц засушенный лист и несколько стебельков — очевидно, кто-то наскоро сорвал и сунул в качестве закладки. Именно такие эфемерные фрагменты навсегда ушедшего времени сильней всего на меня и действуют. Вставил в рамочку, под стекло. Когда я останавливаюсь перед этой немудрящей инсталляцией, меня буквально утягивает туда, в давно минувшее лето. Из триллионов листьев и стебельков, росших на лугах и полях 1908 года, уцелели только эти и теперь живут у меня дома. Они — органическое доказательство того, что всё было на самом деле: в России первый кинофильм «Стенька Разин» и Тунгусский метеорит, в Мессине землетрясение, в Боливии застрелены Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид…

А это отрывной календарь за 1918 год.

Он был напечатан в одном мире — с указанием всех церковных праздников, с дурацкими анекдотами про кокэток, с домашними фокусами («ландыш из стеарина»), с кулинарными рецептами («Возьмите средней жирности каплуна»), — а жить по нему пришлось в совсем другом мире, где расстреливали заложников, где по IV категории, в соответствии с принципом «кто не работает, тот не ест», выдавали полфунта черного хлеба в день.

На календаре последний оторванный листок — 1 февраля. Дальше — ясно. Семья снялась из Москвы, поехала на Юг, спасаться от большевиков. Умные люди, не стали дожидаться, что будет дальше. Смотрю на календарь и пытаюсь угадать, увидеть, что с ними потом стало. Убиты? Умерли от тифа? Выбрались в эмиграцию?

Детка весело играла …

Еще я, как положено моему гендеру, люблю оружие. Оно интригует меня тем, что таит в себе тайну смерти, а еще оно обычно жутко красивое. Вот два из моих пистолетов — самый большой и самый маленький.

Длинный пистолет — дуэльный. Очень мощный, с нарезным стволом. Из такого и на двадцати шагах не промахнешься. Оружие для серьезных людей, которые стреляются, когда двоим нет места на одном свете — а не для так называемых «французских поединков», где палили с большой дистанции, потом картинно пожимали друг другу руки и ехали пить шампанское.

Смешной пистолетик — дамский. Их прятали за подвязку барышни нелегкой судьбы, чтобы было чем защищаться, если кавалер окажется буяном или маньяком.