Далхан Хожаев - Чеченцы в Русско-Кавказской войне

Разъяренные беноевцы с остервенением кидались врукопашную и резали солдат, как волки, попавшие в отару овец. Старожилы селения Дарго утверждают, что только за один час рукопашной битвы было зарублено 750 солдат и офицеров царской армии. Раненый Солтамурад продолжал командовать беноевскими ополченцами. Русские несли огромные потери. Погибли генералы Викторов и Пассек. Количество раненых и убитых перевалило за тысячу...

В Даргинском сражении прославился беноевец – меткий стрелок Ходу. По преданиям, Ходу перед Даргинским сражением заготовил 1200 зарядов к своему ружью, и он уверял, что ни одна пуля из них не пропала даром, попадая или в солдата или в лошадей.

Даже чеченские женщины с кинжалами нападали на солдат, забирая в плен целые подразделения. Отчаяние и паника, охватившие царских солдат, были столь сильны, что при виде выскочившего из леса горца солдаты, бросая ружья и плача, становились на колени и наклоняли шеи под чеченские кинжалы.

День, солнечный и ясный поутру, когда начиналось сражение, закончился сильным ливнем. Окровавленную почву смывало дождем в реку Ясса (Аксай), и река стала красной от крови. По официальным данным царского военного командования, только 9 и 10 июля было убито 2 генерала, 17 офицеров, 537 солдат, а ранено 32 офицера и 738 солдат. Чеченцы захватили также 3 орудия.

Остатки изнуренного и окровавленного войска Клугенау были спасены от полного уничтожения подошедшей помощью. Солдаты назвали это сражение «сухарной оказией».

13-дневное сражение в Ичкерии закончилось победой горцев. Только из-за внезапной смерти жены Шамиля, на похороны которой имам отлучился 18 июля, гибели 16 июля Суаиба-муллы и благодаря подошедшей на помощь Воронцову колонны генерала Фрейтага царская армия была спасена от полного уничтожения.

20 июля жалкие остатки российской армии вернулись из Мескеты в укрепление Герзель-аул. По заниженным официальным данным, потери царских войск в этом походе составили 3003 солдата, офицера и генерала убитыми, ранеными и пропавшими без вести. По данным же военных историков царской России, потери составили не 3 тысячи, а 5 тысяч человек.

А чеченский народ вновь хоронил лучших своих сынов и дочерей, отдавших жизнь за свободу и независимость Родины. Вновь на чеченских кладбищах выросли целые рощи высоких деревянных шестов с флажками на верхушках – холламы ( шахиды ). Наибы хоронили своих героически погибших соратников: Суаиба-муллу из Эрсеноя, Элдара – наиба Ичкерии, Хитына из Гумбета, дылымского Хаджи-бека, андийского Мамада и других. Плечом к плечу с чеченцами и дагестанцами «за нашу и вашу свободу» воевали и погибли в Даргинском сражении бежавшие от царской неволи поляки, русские, казаки и украинцы.

Правдивая повесть о восьмимесячном и шестидневном (в 1854–1855 гг.) пребывании в плену у Шамиля семейств:

Покойного ген.-м. князя Орбелиани и подполковника князя Чавчавадзе, основанная на показаниях лиц, участвовавших в событии.

Отрывок из рассказа покойного генерал-майора князя Орбелиани о своем плене у Шамиля в 1842 году

«... В первых числах мая Шамиль получил уведомление, что небольшой отряд русских разбил при Раче горцев под начальством Гаджи-Яги и Абдурахман-Дибиря (карахского наиба). Вследствие чего Шамиль приказал наибам Чечни и Ауха, то есть ичкеринскому Шуембу, шубутовскому Джават-Хану, ауховскому Улу-Бею и Большой Чечни Ахверды-Магомету, собрать отборной конницы 500 человек. В несколько дней она изготовилась и должна была под начальством Ахверды-Магомета отправиться в Казикумухское Ханство. По этому случаю упомянутые наибы Чечни прибыли в Дарги и, с позволения Шамиля, пришли, в сопровождении телохранителей своих, посмотреть на нас. Нас вывели из ямы и представили им. Таким образом познакомился я с некоторыми из сподвижников Шамиля.

...Шуемб небольшого роста, лицо смуглое с небольшими рябинками, ловкий во всех приемах и в особенности верхом. Он известен, как человек с хитрым и бойким умом, как отличный рубака, лихой наездник и искусный предводитель с бою.

Улу-Бей молодой человек, не более двадцати пяти или, много, тридцати лет, хорош лицом и сложением. Смелые набеги и отличная храбрость поставили его наряду с предыдущими; сам же он себя ставит выше Шуемба, которого вообще (как можно было заметить из некоторых выражений, произнесенных в нашем присутствии) не очень жалует и уважает. Как Улу-Бей, так и Шуемб имели на груди, выше патронников, серебряные пятиугольные звезды <���…>

Шуемб и Улу-Бей ругали перед нами русских, говорили, что Шамиль, взяв нас в плен, доберется теперь до Клюгенау и до Граббе, а потом (если Бог поможет) возьмет Тифлис и самого сардаря, истребит гяурское войско и приведет к нам на собеседование в яму богатых армян, грузин и русских. Эта хвастливая выходка сопровождалась общим хохотом.

...В половине мая горцы двинулись к Казикумуху, за ними выехал туда же и сам Шамиль, оставив Чечню в распоряжении Шуемба и Улу-Бея, на которых он надеялся как на самого себя. В конце этого месяца даргинцы стали поговаривать, что русские идут в Чечню.

1-го июня генерал Граббе вступил в ичкеринские леса...

Шуемб и Улу-Бей встретили генерала Граббе с ичкеринцами и ауховцами; прочие не поспели или не хотели участвовать; мы сами видели до ста человек андийцев, спокойно оставшихся в Даргах. Оба наиба беспрестанно посылали к семейству Шамиля с просьбой переселиться в Андию или в дальнейшие горы Дагестана; они приказывали сказать, что будут защищаться до последнего дыхания, что русским нет почти возможности дойти до Даргов, но что при всем том, нельзя за все ручаться, потому что генерал Граббе, если захочет, настоит на своем, несмотря ни на какую потерю. Это общее мнение всех горцев о генерале Граббе, и убеждение это так пугало чеченцев, что они хотя и полагали, что русские никогда не дойдут по этой дороге до Даргов, однако ж начали переселяться в безопаснейшие места. Семейство Шамиля, со всем имуществом его переехало в Андию.

...После отступления генерала Граббе из ичкеринских лесов нас опять погнали в Дарги и снова засадили в прежнюю яму. Через несколько дней прибыл и сам Шамиль, спеша на помощь Чечне и семейству своему, полагая их все еще в опасности. Не застав русских, он начал показывать как бы неудовольствие за то, что отвлекали его от казикумухских дел, где, как он говорил, став в тылу русских, лишил бы их всякой возможности получать подвозы и хотел выморить голодом; но скоро досада его прошла и он чрезвычайно ласково принял наибов Шуембу и Улу-Бея, которым за храбрость и мужественное отражение русских в кровавом ичкеринском деле, подарил два наших знамени, доставшихся ему в Казикумухе от жены Аслан-Хана, которому пожалованы они были графом Паскевичем-Эриванским, за удержание спокойствия во всем Дагестане во время персидской войны».