Йозеф Томан - Калигула, или После нас хоть потоп

Император стоял у входа, на его неприветливом, упрямом лице. окаймленном редкими, рыжеватыми волосами, отражались разноречивые чувства. Движением плеч он сбросил на руки Авиоле расшитый плащ и улегся на ложе. Ему удалось их напугать! Он налетел на них, как коршун на куриный выводок. Калигула злорадно улыбнулся:

-- Испугались моих преторианцев?

Лицо Авиолы изображало грусть и обиду.

-- Нет, божественный, "испугались" -- это не то слово, ибо совесть наша чиста и бояться нам нечего. Но мы безмерно огорчены тем, что к самым преданным тебе людям ты являешься с такой свитой. Разве я, разве все мы не лучшая твоя стража?

-- Рим -- это свора изменников, -- упрямо сказал Калигула.

-- И нас, верных своих слуг. ты почитаешь изменниками? -- с горестным изумлением прошептал Авиола.

-- А чем вы от них отличаетесь? -- возразил Калигула. -- В глаза льстите, а за моей спиной радуетесь, что чернь бунтует против меня.

Сенаторы зашумели.

-- Ты несправедлив к нам, божественный! -- вскричал Гатерий.

-- Твои слова причиняют боль! -- простонал Бибиен.

-- Чем заслужили мы твое недоверие? -- вопрошал Даркон.

-- Я накажу всякого, кто осмелится косо взглянуть на тебя! -- кричал Пизон.

-- Я жизнь за тебя отдам! -- бил себя в грудь Друз.

Они клялись, присягали, гнули спины, но императора не тронул поток раболепных слов.

Авиола поставил перед Калигулой хрустальную чашу с вином, отпил из нее сам и заговорил:

-- Как раз сегодня, в кругу наиболее преданных тебе людей, мы хотели заверить тебя, что мы всегда были и всегда будем твоей опорой в заботах. -- Авиола запнулся, проглотил слюну и пробормотал: -- В заботах, которые ожидают всех нас в связи с дурными вестями с Дуная...

Калигула резким движением сбросил на пол чашу с вином.

-- Стычки на границах устраивают мои легаты! -- Его лицо перекосилось от злости.

"Фаларид!" -- подумали они.

-- Теперь речь идет не о простых стычках, божественный, -- решительно проговорил Пизон. -- Как сборщик податей на севере я имею достоверные известия от своих людей. Готовится набег германских племен на наши римские земли. Рим должен опередить варваров, чтобы первым нанести удар и загнать их подальше в задунайскую глушь. Ты станешь победителем...

-- Избавиться от меня хотите? -- закричал Калигула. -- Клянусь всеми богами! Из-за того, что вам хочется золота, я должен проливать кровь?

Он встал с ложа и забегал по триклинию, лицо его было искажено от гнева. Смотреть на него было смешно и страшно.

-- Рим недостоин меня. И я покараю его. Я покину его. Я перенесу столицу в Александрию! А вы поедете со мной!

Удар был неожиданный и ошеломительный. В Александрию! У сенаторов кровь застыла в жилах. Теперь им было ничуть не легче, чем когда они решили, что отряд преторианцев прислан для того, чтобы всех их перебить.

Они были изъедены пороками, с Римом их связывала только нажива, дворцы и виллы, это были корыстолюбцы без сердца, но Рим они все-таки любили. Родовые предания были связаны с семью холмами города. Деды и отцы жили здесь, здесь же должны жить сыновья и внуки и отсюда править миром. Вовсе не трудно было бы обратить имущество в деньги и продолжать наживаться в Александрии, даже, пожалуй, и легче; новый рынок и новое окружение всегда имеют свои выгоды. Но покинуть Рим? Без нас Рим погибнет! Рим -- это мы! Ведь это наш Рим!

В глазах их стоял ужас, но противоречить императору они боялись. Наступило долгое молчание. Калигула продолжал ходить по комнате; он выжидающе смотрел на сенаторов. Нетерпение его росло, оттого что они молчали.

Опять заговорил рассудительный Пизон:

-- Никогда, никогда, мой цезарь, не приходило мне на ум, что я мог бы покинуть Рим, город городов, центр мира, который воздвигали твои и мои предки. Город великолепный, великий, единственный...

Голос его дрожал. Страх оставил его. Если Рим будет потерян, то стоит ли заботиться о жизни? Он оглянулся на других, потом посмотрел на безжалостное, то бледневшее, то красневшее лицо императора и продолжал:

-- Прости, божественный цезарь, но я полагаю, что могу говорить за всех: мы не можем покинуть Рим. И ты не можешь. Позволь мне быть откровенным. Источник твоей силы здесь; и поэтому Рим непобедим. Но если ты оставишь Рим, открыв варварам свой тыл, то в этом они увидят твою слабость.

-- Какое мне дело до варваров? -- накинулся на него Калигула. -- Я могу сделать все, что захочу. А если мне удастся сломать вековую традицию, то это, напротив, будет доказательством моей силы. И вас я заставлю пойти вслед за мной!

Авиола набрал в легкие воздуху и решительно сказал:

-- Ты можешь предать нас казни, господин, но покинуть Рим не заставишь.

Калигула подскочил к Авиоле и грубо схватил его за плечи:

-- Ты знаешь, с кем говоришь, ничтожество?

-- Знаю, с владыкой Рима, -- сказал Авиола, -- знаю также, что только вместе, ты и мы, сможем отстоять империю. Это знали Август и Тиберий. Тиберий побеждал, потому что нападал первым. Атака -- залог военного успеха. И тебе это известно, мой господин!

Калигула стал в тупик. Он быстро заморгал и стал хрустеть пальцами. Авиола понял, что император в нерешительности.

-- Сегодня падет голова бунтовщика Фабия Скавра, и римский сброд опять залезет в свои норы. Ты будешь в безопасности, бежать никуда не следует. Но необходимо подумать, мудрый владыка, об опасности предстоящей: о варварах!

Калигула колебался. Он прилег на ложе. Авиола пользовался нерешительностью императора и продолжал:

-- Римские легионы с их прославленными орлами мы снабдим таким оружием, что варвары кинутся наутек, едва лишь завидят армию. Ты, сын Германика, поведешь солдат, они играючи переберутся через Дунай и Рейн и добудут для Рима новые провинции и владения. Новый Страбон опишет новый мир. Мир, принадлежащий императору Гаю Цезарю...

Калигула шевельнулся.

-- Ты возвратишься в Рим, и тебя будет ждать невиданный доселе триумф. Ты будешь бессмертен! Клянусь, половину своего имущества я отдам, чтобы прославить твой триумф! -- с жаром произнес Авиола.

-- И я! И я! -- закричали остальные.

Страсти накалялись.

Сенаторы внимательно следили за лицом императора. Безумец! Мальчишка! Как у него открылся рот, как заиграли глазки, когда он услышал о триумфе! Он наверняка уже видит себя на золотой колеснице, движущейся по Священной дороге, царь царей, владыка мира во всей славе...

Император раздумывал: они хотят выставить меня из Рима. Если меня тут не будет, у них развяжутся руки. Если я буду далеко на Дунае, они смогут лишить меня власти и провозгласить императором кого-нибудь другого. Глупость! Армия на моей стороне. И если я начну войну, они обещают мне триумф. Триумф, какого мир до сих пор не видывал!

Инфантильная душа Калигулы попалась на удочку обещанной бессмертной славы. Золото, солдаты -- все будет у него, чтобы прославиться. Ему не придется жертвовать ничем. А если он там погибнет? Последняя мысль начисто уничтожила мечты о триумфе.