Йозеф Томан - Калигула, или После нас хоть потоп

У гаруспика слегка дернулись уголки губ. Он воздел руки к небу:

-- Великая Мать говорит тебе: "Без страха следуй за золотой колесницей Гелиоса, выше и выше..."

Возглас Луция прервал речь гадателя. Опытный гаруспик почувствовал, что сказал нечто, поразившее просителя прямо в сердце, ему не хотелось дальнейшим испортить дело. Он умолк.

Луций бросил ему горсть золотых и гордым жестом дал понять, что знает достаточно. Гадатель исчез, и только кларнеты продолжали торжественный, летящий к небу гимн.

Золотая колесница Гелиоса! Панцирь Калигулы! Великое слово богини подтвердило, что он решил правильно!

С Калигулой на жизнь и на смерть!

Я сделаюсь другом Гая, его наперсником, правой рукой будущего императора. Все почести, каких может достичь римлянин, даст мне Калигула. Он исполнит все мои мечты, и род Курионов...

Поток радостных мыслей внезапно прервался -- отец предстал у него перед глазами. Но Луций остался тверд и непреклонен. Отец? Он будет благодарить меня за спасение жизни. Заговор не удастся, как не удался заговор Сеяна. Весь Рим бредит сыном Германика. Даже во время обеда это было ясно, хотя патриции гораздо спокойнее народа. Как ненавидят все старого императора и любят Калигулу! Рим не потерпит убийства своего любимца. В клочья разнесет его убийц. Я иду за Гаем! Я отговорю его возвращаться на Капри. Я буду защищать его со своим легионом на Палатине. Родина -- это Рим! Родина -это Калигула!

Возбужденный до предела, Луций стоял перед жертвенником, с которого стекали на землю последние капли крови жертвенного животного.

По тропинке, круто поднимавшейся вверх от Тибуртинской улицы к священной роще в садах Мецената, шли Фабий и Квирина. Тропинка была узка для двоих, но для влюбленных места хватало. Квирина прижалась к Фабию, судорожно за него уцепившись, как будто все еще боялась за него. Шум города едва доносился сюда.

Квирина повернулась лицом к Фабию. Он сжал ее голову в ладонях. Лишь теперь это было возможно. Горе наложило отпечаток на лицо девушки, замутило ясные глаза. Не было больше беззаботного ребенка, всегда радостного, смешливого. Перед ним стояла женщина, пережившая утрату самого дорогого человека.

И Квирина разглядывала лицо Фабия. Любимое лицо! Этой резкой морщины на лбу раньше не было. В очертаниях губ появилось что-то новое. Это от пережитого, должно быть. Мой милый, как ты должен был страдать! Глаза ее наполнились слезами, она уткнулась ему в плечо.

-- Что с тобой, Квирина? Не бойся. Все уже позади, далеко.

Девушка подняла голову и улыбнулась сквозь слезы, они текли по ее щекам, но она все-таки улыбалась:

-- Ничего, ничего, Фабий! Это от счастья, правда? Вот ты и снова со мной.

Она обняла его за шею и стала целовать дрожащими губами. Счастье, конечно, но счастье тревожное.

-- Ты больше не оставишь меня, правда?

Фабий в волнении гладил ее хрупкие плечики.

-- Куда я денусь, маленькая моя. Что тебе в голову пришло. Ну вот, вытри носик и улыбнись. Улыбнись мне...

Квирина вытерла кулачками глаза, лицо ее стало спокойнее. На ресницах высыхали последние слезы, она смотрела на Фабия.

Никогда раньше не была она так хороша, подумал он в порыве нежности. Он чувствовал, что свершилось что-то значительное, но выразить этого словами не мог. Он гладил ее волосы, вдыхал их аромат, целовал их. Моя жена! Моя верная жена! Так думал он, и об этом говорили его поцелуи.

Они приближались к храму Цереры, уже видны были белые колонны маленькой ротонды и статуя богини. Квирина гладила руку Фабия и улыбалась:

-- Волюмния мне говорила: ты его больше не увидишь, выброси его из головы, напрасно все это... А я не верила. Я просила богиню, просила и плакала, она должна была вернуть мне тебя...

В голосе ее больше не было слез. Она щебетала как птенчик, рассказывала, что делалось в Риме, сколько людей думало о нем, сколько народу сокрушалось, что он не вернется больше к ним...

Я жив, говорил себе Фабий. Радость заливала его, сердце бешено колотилось, прыгало от счастья. Он резко стиснул руку Квирины. Она вскрикнула от боли.

-- Что с тобой?

-- Что это у тебя? Перстень. Мне больно стало.

Он весело рассмеялся:

-- Тетрарх антиохийский наказывал мне отдать это сокровище самой красивой девушке Рима!

Он снял перстень, опустился на колени и протянул его ей.

-- Я нашел ее и выполняю приказ...

Она растерянно улыбалась. Недоверчиво рассматривала черный камень в золотой оправе.

-- Ты шутишь...

-- Нет, нет. Перстень твой. Я все равно хотел... -- В голове его промелькнул разговор с центурионом Камиллом на Капри. -- Я все равно хотел отдать его тебе...

Он надел кольцо на тонкий палец девушки. Она счастливо рассмеялась.

-- Он мне велик. Я его потеряю. Подожди.

Она сорвала травинку и обмотала ею золотое кольцо. Потом стала молча разглядывать подарок Фабия. Спросила тихо:

-- Почему ты отдал его мне?

Он крепко обнял ее. Наконец-то он смог выговорить это:

-- Потому что я люблю тебя. Потому что ты моя жена.

-- Мой милый, ты вернулся ко мне, -- выдохнула она снова...

Они были перед храмом Цереры. Квирина просила:

-- Пойдем помолимся богине, поблагодарим ее...

Фабий развеселился:

-- Молиться? И в самом деле. Император, когда отпускал меня, сказал: "Молись за меня, актер. Пока я жив, никто и волоса не тронет на твоей голове. Но когда я испущу дух, пусть боги помогут тебе..."

Квирина побледнела. Схватила Фабия за руку. Стала просить:

-- Пойдем помолимся за здоровье императора.

Фабий все еще смеялся:

-- Ты понимаешь, о чем просишь? Если Тиберий будет жив и здоров -- а моя молитва наверняка будет услышана! -- плохо нам придется. Никаких "Пекарей" не сыграешь уже, опять вернется золотой век "Неверных жен", пинков и глотанья огня. А мне все это поперек горла стоит. Чем же мы кормиться станем в Риме?

Фабий больше не смеялся:

-- И зачем молиться за человека, который никогда не заступался за нас? Который, вместо того чтобы дать людям работу, бросает им милостыню и делает из них бездельников?

-- Пусть! -- упрямо сказала Квирина. -- Но тебе он даровал жизнь!

"Почему бы не сделать этого ради нее! -- подумал он. -- Она так настаивает".

-- Ну, хорошо, Квирина!

Жрица Цереры подошла к ним с серебряным подносом. Она говорила монотонно, профессионально, как торговка на рынке:

-- Дорогие мои, спешите поклониться богине, власть ее велика. Вы идете благодарить или просить?

-- Благодарить и просить, -- сказала Квирина, глядя на Фабия.

Указывая на поднос, жрица продолжала свой монолог:

-- Здесь вы найдете фигурки, изображающие то, что лежит у вас на сердце. Для солдата -- изображение Марса, для торговца -- Меркурия, для рыбака -- Нептуна, для крестьянина -- Цереры, для любящих -- Венеры или Амура...