Йозеф Томан - Калигула, или После нас хоть потоп

Император отстранил врача и прислушался. В уши ворвался странный звук. Он был высокий, писклявый, не исчезал, а все время нарастал и нарастал, усиливался. Император быстро подошел и задернул тяжелый занавес. Ветер вырвал его из рук и обвил императору голову.

Внизу бушевало море. Волны мчались, догоняя друг друга, вгрызаясь в пенистые гривы.

Вихрь несся по волнам, свистел, шипел, море пенилось и кипело. Император ясно слышал, как внизу завывал этот высокий, нарастающий звук.

Он повернулся к статуям богов и к людям. Но глаза застилала красная пелена, красное половодье. Он начал заикаться от страха, сжал кулаки. Великий старец горел как лучина. Красный поток перед глазами приближался, накатывался на него.

Испуганные глаза императора устремлены в безграничные дали. Он видит свой Рим. Город, который он сто раз проклял, но который всегда горячо любил. Все ворота раскрыты настежь, и через них со всех сторон в город врываются толпы. Грохот и бряцание оружия, мраморные храмы и дворцы раскачиваются. О, это рычание одичавших глоток! Эти варварские глотки ревут, уже поздно, уже поздно, они нас пересчитали, рабские псы, нас пересчитали варвары от Роны до Дуная и Евфрата...

Тиберий закрыл глаза руками, но видение не исчезло. Голос императора стенает:

-- О горе, мое наследство, о котором я заботился как только мог! Тучи варваров уничтожают мой Рим! Пламя вырывается со всех сторон, мрамор раскален, золотой Юпитер рухнул вниз с Капитолия, захватчики лижут его золото, врываются в храмы, крушат, жгут... Прекратите ради богов! Рим -это я!

Император оторвал руки от лица и отчаянно захрипел, вытаращив глаза:

-- Какой ужас! Мой Рим превращен в груду развалин. Мой город пуст! Ветры шумят в развалинах, ах, как меня мучает этот свист, пощадите, боги, спасите Рим! Меня уничтожьте, меня растопчите, но сохраните мой Рим!

Император закачался.

-- О боги, он теряет сознание. -- вырвалось у Харикла. -- Воды! Воды! -- И сам побежал за водой.

Хаос, беготня, крики. Макрон подскочил и, поддерживая императора, снял у него с пальца перстень -- символ императорской власти. И выбежал из комнаты. С императором остался только Фрасилл. Старик ловил ртом воздух, приподнялся, искал чужие руки. Фрасилл подхватил старца и усадил в кресло. Император посмотрел на него стеклянным глазом, узнал.

-- Мой Фрасилл, мой единственный друг...

Занавес вздувался от ветра, высокий звук оборвался. Издалека наступала всепоглощающая волна, и над морем рычали фанфары, рычали под сводом беспросветных небес.

Это идет судьба, идет звонким шагом, все, что стоит на ее пути, она сметет и растопчет.

Дыхание Тиберия слабело. Император умирал. Фрасилл ушел, пытаясь скрыть, что он готов расплакаться. Сенека испуганно бегал по комнатам.

-- Ради богов, сделайте что-нибудь! Помогите! -- призывал он Макрона и Калигулу и побежал за Хариклом.

В соседней комнате Калигула принимал поздравления Макрона. Потом Макрон вышел на балкон и обратился к преторианцам, расположившимся лагерем во дворе:

-- Император умер! Да здравствует император Гай Цезарь!

Ликующий рев солдат:

-- Да здравствует Гай Цезарь, император!

Макрон и рабы опустились перед Калигулой на колени.

-- Я буду для вас хорошим правителем, -- обещал Калигула, разглядывая светящийся рубин в перстне, который Макрон уже успел надеть ему на палец. Он обнял и расцеловал Макрона.

В это время из триклиния раздался голос Тиберия:

-- Фрасилл! Фрасилл! Дай мне воды!

Калигула побледнел, трусливым движением снял перстень с руки и зажал его в кулаке. С отчаянием посмотрел на Макрона и зашипел:

-- Он еще жив!

-- Кто взял у меня перстень? -- кричал Тиберий. -- Где мой...

Последнее слово не было произнесено. Калигула через щель в перегородке видел, как Макрон повалил императора и задушил подушкой. После этого спокойный и равнодушный появился на балконе.

-- Тебе это показалось, мой император. Тиберий мертв.

Вскоре на побережье загорелся огромный костер. Его свет, опережая гонцов, скачущих в Рим, возвещал римскому народу и сенату, что Тиберий скончался.

Сенека раскачивался в лектике, которую шесть рабов несли в Байи. Он хмурился, ибо был один в темноте и мог себе позволить быть самим собой.

Великий человек и после падения велик, говорил он себе и, вспоминая тупой и ядовитый взгляд Калигулы, вздрагивал.

* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *

35

От Мизена к Капуе, от Капуи к Таррацине и Риму медленно двигалась по Аппиевой дороге погребальная процессия. За гробом в темных скорбных одеждах с покрытой головой шел Калигула. Он утирал слезы куском черного шелка. За ним небольшой группой шли мизенские, путеольские и капуанские сановники.

Толпы народа стояли по обеим сторонам дороги. Народ видел, как за телом Тиберия идет внук, глубоко опечаленный его кончиной. Показная грусть не омрачала крестьянских лиц. Вместо того чтобы в тишине скорбеть и плакать о мертвом, они ликующим ревом приветствовали молодого наследника.

Радостные крики не смолкали на протяжении всего пути от Мизена к Риму: здравицы в честь Калигулы, выражение любви и преданности Калигуле.

-- Дитя наше дорогое!

-- Птенчик наш!

-- Звезда путеводная! Благодатная!

-- Благословение рода человеческого!

-- Дорогой ты наш! С тобой снова придет золотой век!

Калигула утирал глаза куском черного шелка и слушал.

Макрон давно опередил погребальную процессию и, меняя через каждые два часа лошадей, мчался к Риму.

В курии собрался сенат. Без Сервия, без Ульпия, без Сенеки. Авиола и другие заговорщики тряслись от страха, сидя в мраморных креслах. На всех лицах напряжение.

Макрон поднялся к статуе Тиберия. Встал перед сенаторами со свитком пергамента в руке. Голос его гудел по всей курии:

-- Император Тиберий мертв! Приветствуйте, благородные отцы, нового императора, Гая Цезаря!

Раздались возгласы, рукоплескания, восторженные крики.

Так двадцатипятилетний Калигула сделался законным владыкой мира до того, как вступил в ворота Рима.

Весть о смерти императора с помощью сигнальных огней передавалась с мизенского мыса на цирцейскую скалу над Таррациной, оттуда на гору Кав, вершину Альбанских гор. Яркое пламя пронзало ночную тьму.

Кассий Херея, трибун императорской гвардии, перехватил донесение огней во дворце Тиберия на Палатине. Следуя приказу Макрона. он тут же отправил глашатаев на улицы Рима.

Они выехали на лошадях, освещая путь факелами. Трубачи надували щеки, визг труб наполнил ночь.

Император мертв!

Люди торопливо вскакивали с постелей, один за другим вспыхивали огоньки в темноте, весть быстро распространялась по городу.

Император мертв!

Чернь высыпала на улицы и с восторгом вопила о том, о чем аристократы переговаривались друг с другом потихоньку: