Николай Томан - Загадка чертежей инженера Гурова

- Смущает меня в этом деле легкость нашей удачи, Антон Иванович. А когда имеешь дело с таким противником, как Счастливчик, легкая удача не может не показаться подозрительной... Достаточно ли хорошо знаете вы, кто такой Иглицкий?

Киреев попросил разрешения закурить. Глубоко затянувшись и медленно выпуская дым через нос, ответил неторопливо:

- Прежде всего, он очень опытный агент международной категории и, конечно, такой же Иглицкий, как я Хмельницкий.

- А то, что он племянник одного из крупных промышленников Западного полушария, - прищурясь, спросил Никитин,-и то, что у него диплом воспитанника Колумбийского университета, вам известно?

- Нет, это мне не было известно, но я и без того все время чувствовал, что он враг матерый.

- А раз так - значит, он не мог сдаться нам так просто, даже попав в ловушку, - заключил Никитин и, встав из-за стола, медленно стал ходить по комнате.-Посмотрим, однако, что он мог предпринять в создавшейся обстановке. И Иглицкий, и его начальство, конечно, хорошо знали цену чертежам Гурова. Знали они и о том, что Гуров и его сотрудники в одно только изготовление их вложили почти полугодовой труд. Обстоятельство это я подчеркиваю потому, что в случае исчезновения чертежей или уничтожения их пришлось бы немало потрудиться, прежде чем восстановить все в первоначальном виде. А для этого достаточно было бы только чиркнуть спичкой. Почему же он не сделал этого?

Никитин снова сел за стол и молчал так долго, что Кирееву показалось, будто он ждет от него ответа.

- Иглицкому, видимо, нужно было вернуть нам эти чертежи, чтобы усыпить нашу бдительность! - убежденно заключил полковник. - Создать впечатление полной капитуляции, тогда как на самом деле он, возможно, нашел какой-то иной путь похищения чертежей... Но какой? Рация, конечно, отпадает.

- Рация отпадает только частично, товарищ полковник, - осторожно заметил Киреев. - Только лишь в смысле невозможности передачи чертежей с ее помощью. Но рация тут играет все же какую-то роль: Иглицкий пользовался ею незадолго до того, как сдался нам. Лампы ее не успели еще остыть, когда я их ощупал.

- Какой же вывод делаете вы из этого?

- Иглицкий, наверно, связывался с резидентом, для того чтобы сообщить ему о новом плане похищения чертежей Гурова.

- Что ж, с этой догадкой можно согласиться,-подумав немного, проговорил Никитин. - Но каков же все-таки этот новый план?

Майор Киреев молча достал из кармана фотографию и положил на стол перед Никитиным. Полковник взял ее и с любопытством стал разглядывать.

- Если не ошибаюсь,-заметил он,-это внешний вид дачи Иглицкого?

- Так точно, товарищ полковник. Обратите внимание на окна. Видите, как они прикрыты диким виноградом? В комнатах дачи всегда царил полумрак. Вначале мы как-то не учли этого обстоятельства. Но, побывав там сегодня еще раз, я понял, почему над одним из окон оборваны виноградные лозы. По той же причине, конечно, и гардина сорвана

- Но как же вы сразу-то не обратили на это внимания? - недовольно прервал Киреева Никитин. - Нет, мы этого не оставили без внимания, товарищ полковник, - спокойно ответил Киреев. - Но тогда мы решили, что Иглицкий потому сорвал гардину и оборвал виноградные лозы, что собирался бежать через окно.

- А теперь? - нетерпеливо спросил Никитин.

- А теперь напрашивается другой вывод - Иглицкому, видимо, нужен был свет...

Никитин решительно хлопнул ладонью по столу:

- Да, это так! А свет ему, видимо, нужен был для того, чтобы сфотографировать чертежи.

- Я тоже так полагаю, товарищ полковник, - кивнул головой Киреев.

Но Никитин уже не слушал майора. Мысли его были заняты новой догадкой. Он вышел из-за стола и снова стал торопливо ходить по кабинету, изредка, по давней своей привычке, пощелкивая пальцами.

- Значит, чертежи Гурова теперь на фотопленке...- задумчиво говорил он, ни к кому не обращаясь. - Куда же, однако, он мог спрятать эту пленку?.. - И, остановившись перед Киреевым, спросил: - Вы обыскивали его?

- Конечно, товарищ полковник. И его обыскали, и на Даче ничего не оставили без внимания. А сегодня я снова все обследовал там самым тщательным образом.

- Что же он, проглотил ее, что ли?

- Думаю, что он ухитрился все-таки спрятать ее куда-то. И можно не сомневаться, что вскоре кто-нибудь из-за рубежа обязательно пожалует к нам за этой пленкой.

- Значит, надо поставить к даче Иглицкого секретную охрану. Вы не догадались сделать этого, Антон Иванович?

- Догадался, товарищ полковник.

Отпустив майора, Никитин еще некоторое время ходил в задумчивости по кабинету. Потом уселся за стол и рассеянно стал просматривать бумаги, принесенные дежурным офицером. Чертежи Гурова, однако, все еще не давали ему покоя. Но вот одна из бумаг, подчеркнутая карандашом генерала Сомова, привлекла его внимание. Это было сообщение из Берлина о признании, сделанном Голубевым, бежавшим из западногерманской шпионской организации.

В тот же день полковник Никитин еще раз встретился с майором Киреевым. Он дал Кирееву прочитать донесение советской военной администрации в Берлине и обратил внимание на предполагаемую высадку парашютиста, о котором сообщал Голубев.

В районе высадки парашютиста

Уже второй день велось наблюдение за домом Пенчо Вереша, однако ничего подозрительного пока не было замечено. Наведенные о Вереше справки тоже ничего не дали.

Майор Киреев нервничал. "Не слишком ли поздно установили мы наблюдение за этим Верешем?" - тревожно думал он.

Чтобы рассеять эти сомнения, Киреев связался с авиационной частью местного гарнизона и с пограничниками. Оказалось, что случаев нарушения границы за последние дни замечено не было. Пришлось набраться терпения и продолжать наблюдения за Верешем.

Майор устроился в одном из домиков поселка и с чердака, с помощью бинокля, тщательно изучил жилище, в котором проживал Вереш. Внешне в нем все казалось обычным, не внушающим подозрений. Сам Вереш был человеком немолодым, нигде не работал и жил на пенсию за сына да на кое-какие доходы от огородничества. Огород его находился тут же, при доме, и выходил в поле. Пенчо почти весь день копался в нем, пропалывая и поливая грядки.

На третий день наблюдения за Верешем Киреев предпринял первую попытку проникнуть в его жилище. Для начала он направил к нему лейтенанта Шагина.

Поздно вечером лейтенант подъехал к дому Вереша на легкой повозке и, спрыгнув с нее, не спеша подошел к дверям. Вереш, обычно ложившийся спать в десять часов, в этот вечер что-то очень уж засиделся - сквозь щели ставней в его окнах виднелся свет.

Шагин постучал негромко, но энергично. Дверь открылась ровно через столько времени, сколько понадобилось бы для того, чтобы пройти через одну из комнат (ту, в которой горел свет) до дверей дома. Вереш открыл Шагину, не спросив даже, кто стучится к нему в такое позднее время.