Андрей Зубов - История Русской Церкви

И здесь просыпает народное сознание в попытках солидаризироваться. Уже в 1611 году возникает ополчение Прокопия Ляпунова в Рязани, Трубецкой приходит с казаками с юга на помощь московским обывателям. Почему собственно понадобилась помощь: все присягнули королевичу Владиславу, согласились с тем, что Россия будет в унии с Польшей. Патриарх Гермоген и все согласились. Но когда стало ясно, что королевича вообще не будет, и уж тем более он не будет переходить в православие, а править будет непосредственно польский король Сигизмунд, тогда народ стал возмущаться, и поляки устроили в Москве резню в 1611 году. Это всколыхнуло сознание, люди поняли, что их обманывают, что страна катится в пропасть и теряет национальную независимость. А никого нет! Церкви нет, патриарх присягнул царевичу Владиславу. Царя нет тем более, Шуйского прогнали. Ничего нет, и люди поняли, что они должны сами. И они не просто организовались. Первое ополчение было неудачным, Прокопий Ляпунов погиб. Но второе ополчение всем известных Минина и Пожарского оказалось удачным, и после многих распрей люди поняли, как они могут обрести единство. Обратившись ни к Церкви, ни к какому-то первоиерарху, хотя церковь помогала. Главную роль объединителя страны от такой формальной церкви играла Троице-Сергиева Лавра, и послание иноков Троице-Сергиевой Лавры не подчиняться полякам и шведам, а собраться с силами и организоваться и воссоздать страну. Люди поняли, что вера их должна спасти, их собственная вера и собственные христианские отношения друг с другом. Удивительно читать письма и послания того времени. Люди перестали именовать себя уничижительными именами. Ведь раньше, когда писали царю, даже если это боярин, «пишет тебе Ивашка такой-то, Андрюшка такой-то». А тут стали именовать себя по имени-отчеству, Петр Николаич, Никита Андреевич. Даже крестьяне северных областей пишут друг другу, обращаясь с удивительной формулой «Господа мужики!» Это огромное уважение друг к другу, которое просыпается в обществе. Как раз 21 октября, 4 ноября по новому стилю, день который сейчас считается национальным праздником, все люди, которые собрались вызволять Москву, молились у иконы Казанской иконы Божией Матери, чтобы Бог даровал им единство. Не победу — единство! Что намного важнее, единодушие. И это единодушие появилось, и в итоге страна восстановилась. Но как она восстановилась — на основе уже не абсолютной монархии, а соборного государства. Возникает система соборов, на соборе избирается Михаил Романов. Его мать инокиня Ксения завещает своему 16-летнему сыну править только с земским и освященным собором, и первые годы соборы собираются все время, каждый год. Царь не правит один, он правит совокупной волей. Это и есть единодушие.

В каком духовном положении оказалась Россия после преодоления Смуты. Люди были воодушевлены. Уровень религиозности стал возрастать после страшного упадка в Смутное время, но с другой стороны обнаружилось, что очень низок уровень культуры в обществе. За период Московского царства, которое началось с Ивана III, уровень народной культуры стремительно упал. Люди и малообразованные и страшно отстали от Запада. А Запад — это и постоянное противостояние, и технологии. Как тут быть? Идея замыкания в себе уже совершенно не модная. Нельзя замыкаться, уже ясно, что именно это привело к катастрофе. Поэтому и соборы, и цари Михаил и Алексей стремятся открыть страну, сохранив святыни православия и традиции. Они стремятся сделать православие опять вселенским. Тем более царь Алексей мечтает о том, чтобы стать вселенским православным царем и даже императором, освободив от турок К-поль и земли былой Византии, Греции. Начинается паломничество греков и южных славян на Русь, люди приезжают, как бы возбуждая это желание, чтобы Русь как свободное православное царство освободило их от мусульманского гнета. Но для этого необходимо сделать православие действительно единым. А за время замкнутого существования московского царство, особенно после Стоглавого собора 1551 года, утвердилось такое домашнее православие с массой мелочей, ошибок, расхождений в богослужебных книгах и даже в таких вещах как Символ веры, расхождения с греками, с Востоком.

Начинается то, что вошло в историю как книжная справа. Смотрят по греческим, украинским книжкам, где расхождение, в чем ошибки. Взят курс не просто на исправление ошибок. Поскольку нет образования, потеряна культура, желание есть, а культуры понять что главное, что второстепенное, нет. Взят путь царя Алексея и его «собиного друга» Никона, ставшего Патриархом, курс на копирование греческих образцов. Все греческое правильное, а все свое неправильное. Это было неверно по существу, потому что греческие, уже печатные книги, естественно, там тоже было полно опечаток, ошибок, всего хватало. Во-вторых, обращали внимание на мелочи, чепуху, которая никакого значения не имеет для глубинных принципов христианской религии. Эти мелочи выставляли вперед и все меняли, а общество, прошедшее Смуту, религиозно возродившееся, считало, что оно возродилось на старом русском православии, которое уберегли несмотря ни на что — Казанская икона Божией Матери, Преподобный Сергий, Нил Сорский, святые 15-го века, поэтому менять ничего не будем, Стоглавый собор — хороший и правильный. Царь нас тянет к непонятным изменениям, а нас-то спасло истинное православие.

Ни те, кто хотел менять, ни те, кто не хотел, не понимали, что надо менять, а что не надо менять, что главное, а что второстепенное. К-польский патриарх Паисий писал патриарху Никону: не следует думать, будто извращается наша православная вера, если кто-нибудь имеет чинопоследование, несколько отличающееся в вещах несущественных, если только в главном и важном сохраняется согласие со вселенской церковью.

На Руси крестились двумя перстами, соединив три, говорили, что это две природы Христа, божественная и человеческая, и три Лица Святой Троицы — это три пальца. А греки крестились тремя пальцами, прижав два, говоря то же самое, только другим пальцам усваивая те же символические функции. И это стало главным объектом разделения! Или как ходить с Евангелием на солее вокруг аналоя. По солнцу или против — в сущности все равно — но решили, что надо по солнцу, пытаясь по греческому чину все изменить. А другие: как так, всю жизнь ходили по-другому, неужели все изменим. Отцы делали, и мы будем делать. И масса других таких же второстепенных вещей.

В чем смысл этого разномыслия? В том, что христианская вера воспринималась не как сущность, которую вообще не понимали. Идею обожения мы вообще не встречаем в этих спорах. А воспринималась как набор магических форм. Если правильные магические форму — получится, если неправильные — не получится. Вот и все. Поэтому за каждую буковку люди готовы были умереть. Но беда была в том, что низкая культура и тех, и других не позволяла никому встать над схваткой и сказать: ну ради Бога, привыкли вы ходить против солнца, ходите — это не важно. Речь пошла не об углублении духовного образования, раскрытии сути, а об изменении видимых форм, что всегда воспринимается крайне болезненно. Формы можно менять тогда, когда изменилась суть. Но когда суть неизменна, менять форму для большинства людей страшно болезненная вещь.