Макс Вебер - Аграрная исстория Древнего мира

А оно действительно достаточно велико. Где в средние века цехи приобретают господство над городом и для политических целей принуждают городскую знать, как и каждого, кто хочет пользоваться политическими правами, записываться в какой-нибудь цех, чтобы им облагаться налогами и подлежать его контролю, там в древности стоит демос, деревня , которая — например, почти во всем кругу афинского владычества — для политических целей употребляет такое же принуждение. Где Древность распределяет (abstuft) обязанность иметь военное вооружение среди владельцев земельной ренты, там средние века распределяют ее по цехам. Различие бросается в глаза, и уже одно это показывает, что «средневековый», т. е. являющейся специфическим для средних веков, город экономически и социально в решающих пунктах был совершенно иначе конституирован, чем античный. И хотя бы в том смысле, что средние века задолго до возникновения форм капиталистической организации ближе стояли к нашему капиталистическому развитию, чем полис.

Это выступает там и здесь на передовых позициях социальной борьбы. В древности типической противоположностью является просто имущественная противоположность: помещик (Grundherr) и мелкий владелец. Борьба прежде всего вращается около политического уравнения и распределения повинностей. Где она заключает в себе экономическую напряженность (eine ökonomische Spannung) между классами, там она, если оставить в стороне вопросы о государственной земле, в конце концов может быть сведена почти совершенно к противоположности: 1) землевладелец и деклассированный или же 2) предшествующая этому ступень — кредитор и должник. Должником при этом является, правда не исключительно, но главным образом, крестьянин , живущий у (vor) города. Противоположность цехов и знатных родов (Geschlechter) первоначально в самой высокой точке нашего Средневековья (XIII–XIV вв.), пожалуй, еще можно сравнить с борьбой внутри полиса в эпоху античного «средневековья»: лишение политических прав, финансово-политическое угнетение и стеснения в пользовании альмендой стоят на первом плане. Но не крестьяне , живущие у города , но живущие внутри его ремесленники составляют отборное войско оппозиции. А когда затем начинает давать себя знать капиталистическое развитие, то при возникающей теперь борьбе речь идет уже не просто о противоположностях величины владения или о простых отношениях кредитора и должника, как это было в античном мире. Но, чем яснее обозначаются специфически экономические несогласия, тем определеннее вырисовывается в древности никогда не встречавшаяся в таком виде противоположность: купец и ремесленник. Античный крестьянин не хочет быть кабальным холопом (Schuldknecht) и вместе с этим сельско хозяйственнойрабочей силой живущего в городе владельца земельной и денежной ренты. Ремесленник городов позднего Средневековья не хочет стать кустарем (Hausindustrieller) и тем самым промышленной рабочей силой капиталиста- «предпринимателя» А после победы цехов выступает кроме того еще новый социальный контраст, которого древность не знала — контраст между «мастером» и «подмастерьем» («Geselle»). Античный барщинный рабочий (Fronarbeiter) на Востоке «бастует» с криком: «дай на наш (традиционный) хлеб». Античный сельскохозяйственный раб (Lands have ) восстает, чтобы опять стать свободным; напротив, о восстаниях и борьбе античных промышленных рабов ( Gewerbeskaven ) мы ничего не слышим. Как раз промышленность была в античном мире благоприятна для положения раба: она, в противоположность сельскому хозяйству, предоставляла ему шансы выкупиться. Тем более для социальных требований свободных «ремесленных подмастерьев » здесь нет никакой почвы (см. выше), потому что здесь нет самих подмастерьев» (или же, где они и существовали [513], они не составляли социально значимого класса ).

Почти все античные социальные столкновения являются, и ведь как раз в городах- государствах, в конечном счете, борьбой за владение землей и за земельное право , — проблема, которая в этом виде и как специфически городская проблема в средние века совсем не существует, но по существу относится к конфликтам между сидевшими на земле классами — крестьянином и стоящими над ним городскими слоями, порой сеньорами (Grundherren), порой политическими властителями (politische Herren) — как они решались в полной превратностей, в большинстве случаев неудачной борьбе крестьян за свободу в Англии, Франции, Германии. Конечно, города нередко принимали участие в этих столкновениях, в Италии они низвергли феодализм, в Германии боролись с ним (в общем тщетно). Но только в отдельных, более крупных (итальянских) городах- государствах это была борьба внутри городской общины (Stadtge-meinschaft) или ее территории [514]. Борьба гоплитов древнего Запада против городской знати нашла, может быть, потому в средние века свою параллель разве только в борьбе швейцарских масс против феодального рыцарства и территориальных владетелей [515].

В основе этого различия лежит одна из важнейших противоположностей античного и средневекового городского развития: различие в положении и характер знати (Adel) и князей. В то время, как развитие античного полиса начинается с городской монархии (Stadtkönigtum) и прежде всего влечет за собой вытеснение ее городской знатью, но затем политическую эмансипацию сельского округа (des Landes) и его господство над городом, на исходном пункте средневекового развития стоит знать сидевших на земле сеньоров (ein landsässiger Grundherrendel) и специфически сельская (spezifisch ländsliches) королевская и княжеская власть, и средневековое городское развитие является эмансипацией городских граждан от сеньориальной (grundherrlicher) и публичноправовой зависимости от этих не-городских властей. Правда, и здесь не следует придавать этому противоречию абсолютного характера. Как раз крупные торговые города на южной границе городского развития средних веков, как Пиза, Венеция, Генуя, а также многие крупные французские и испанские города, в большой степени были и стали резиденциями знати в Италии, в конце концов, так, что в XVIII в. в Тоскане «citta» [город] от «borgo» [поселок] и «Costello» [замок] отличали, кроме церковной квалификации (резиденция епископа или нет), по рангу знати, которая имела там свое местопребывание. И присяжные братства (die Eidver brüderungen), с помощью которых была в таких городах — например, в Генуе с помощью «compagna communis» — узурпирована автономия города, могут, несмотря на все различия в своем социальном составе, очень напоминать синойкизм античных городов. По крайней мере, их можно с ними сравнивать : и в этих романских городах раннего Средневековья знать имеется в наличие и притом в руководящей роли. И, что связано с этим, экономический базис вновь возникающего городского патрициата этих городов в принципе родственен экономическому базису знатных родов (Geschlechter) античного полиса: заморская торговля, эпизодическая, в форме комменды (как на Древнем Востоке), сочетающаяся со значительным и, в результате доходов от торговли, растущим земельным владением.