Лев Троцкий - Преступления Сталина

5. "Я решил, -- пишет г. Бильс, -- снова выступить на сцену "с серией вопросов, имеющих целью демонстрировать секретные (!) сношения Троцкого с IV Интернационалом и конспиративные связи с различными группами в Италии, Германии и Советском Союзе".

На московском процессе я обвинялся в секретных сношениях с германским правительством. Между тем г. Бильс вменяет мне в вину секретные сношения с секциями IV Интернационала, в том числе в Германии.

Надо выбрать что-нибудь одно. Моя связь с IV Интернационалом вовсе не является "секретной". Я говорю о ней открыто в своих книгах и статьях Может быть, г. Бильс разъяснит Комиссии, в каком собственно преступлении он собирался меня разоблачить: в союзе ли с фашизмом или в союзе с революционными рабочими -- против фашизма?

6 "Чтобы создать опору (!?) для этих вопросов, -- говорит т. Бильс, -я увидел самого себя вынужденным вскрыть прежние тайные сношения Троцкого с иностранными революционными группами, когда он сам составлял часть советского правительства. Я спрашивал его о секретной деятельности Бородина241 в Мексике в 1919--1920 гг. Результатом явился бурный взрыв. Троцкий заклеймил моих информаторов лжецами и потерял свое спокойствие. Моим информатором, в числе других, -- сказал я Троцкому, -- был сам Бородин".

В этом эпизоде г. Бильс выступил не как член следственной Комиссии, а как свидетель обвинения. В качестве неожиданно-то свидетеля он заявил, будто я лично послал Бородина в Мексику в 1919--1920 гг. и будто я лично, в противовес другим членам правительства, желавшим заниматься "экономическим строительством", стремился разжигать революцию в других странах. Я ответил г. Бильсу, что я с Бородиным никогда не имел никакого дела, что я знал его лишь по его позднейшей злосчастной деятельности в Китае; что я публично, в статьях, клеймил политику Бородина. Никогда ранее я не слышал о том, что Бородин был в Мексике в 1919--1920 гг. Я никогда не занимался мексиканскими делами. Посылка агентов в другие страны находилась целиком в руках Коминтерна. Не могло быть и речи о том, чтоб я посылал агентов куда бы то ни было для проведения моей личной линии. Я также мало мог послать Бородина в Мексику, как и Зиновьев, тогдашний председатель Коминтерна, -- назначить командующего армией Всякий, кто как Бородин хоть сколько-нибудь знал внутренний режим большевистской партии, не мог сказать ничего подобного г. Бильсу.

Наконец, в 1919--1920 гг. в партии не было еще и намека на разногласия по вопросу о международной революции и "социа-лизме в отдельной стране". Бородин не мог в 1919 г предвосхитить те прения, которые впервые возникли лишь осенью

1924 года, т. е. пять лет спустя. Бородин не мог, следовательно, сказать г. Бильсу того, что свидетель Бильс сообщил на заседании Комиссии.

Таков этот страж объективной истины! На протяжении нескольких страниц он приписал мне ссылку на похищение моих архивов норвежскими фашистами, хотя это похищение не удалось. Он замолчал похищение части моих архивов агентами ГПУ в Париже, хотя это похищение имело место. Он заменил мою дочь сестрой и спутал Париж с Берлином. Без малейшего основания он приписал моей больной дочери, как и моему младшему сыну, "секретную политическую деятельность". Он свалил в одну кучу приписываемую мне связь с германским фашизмом и мою деятельную связь с германской секцией IV Интернационала.

Если г. Бильс оказался способен в течение нескольких недель перепутать и исказить все, что происходило при его участии на апрельском расследовании, то можно ли хоть в малейшей степени полагаться на передачу г. Бильсом тех разговоров, которые он вел или будто бы вел 17 лет тому назад с Бородиным и другими, не названными им свидетелями? Когда я сказал, что информатор г. Бильса лжец, то это было лишь вежливое выражение той мысли, что сам г. Бильс расходится с истиной. Или, может быть, он согласится подтвердить свое свидетельское показание перед Комиссией?

7. С целью доказать свою независимость от Москвы г. Бильс пишет: "Я телеграфировал президенту Карденасу несколько месяцев тому назад, прося его предоставить Троцкому убежище в Мексике".

Только что мы слышали от Бильса, будто я уже в 1919 г. занимался в Мексике секретной деятельностью, которую г. Бильс считает настолько преступной, что спешит разоблачить ее через 17 лет. Спрашивается: на каком же основании г. Бильс тревожил президента Карденаса своей телеграммой? Выходит, что г. Бильс скрывал от мексиканского правительства те сведения, которые он имел будто бы от Бородина, и вводил мексиканское правительство в заблуждение, ходатайствуя о предоставлении мне права убежища. Г-н Бильс самого себя превращает в сознательного соучастника моей преступной деятельности. Может быть, однако, он в качестве свидетеля разъяснит и эти свои действия перед Комиссией? Это его прямой долг перед общественным мнением Мексики!

* * *

Я обрываю на этом перечень ложных утверждений, ошибок и искажений г. Бильса. Когда появятся в свет протоколы, они покажут, с какой злонамеренной тщательностью г. Бильс обошел в своей статье все те вопросы, которые имеют решающее

значение для оценки московских процессов (в частности и в осо-бенности, документальное ниспровержение показаний Ольбер-га, Гольцмана, Владимира Ромма и Пятакова).

Уже из этого ясно, чьим интересам г. Бильс служит. Но, может быть, еще более разоблачает г. Бильса отмеченная выше двойственность его метода: с одной стороны, он пытается (косвенно, трусливо, путем инсинуаций) поддержать московское обвинение относительно моего "союза" с фашизмом для борьбы против революции, социализма и демократии. С другой стороны, он, как и мексиканский корреспондент "Нью-Йорк Таймс" Клюкгон, хочет внушить известным сферам мысль, что я вмешиваюсь во внутреннюю жизнь Мексики и Соединенных Штатов с целью вызвать в них революции. Эти противоречивые обвинения питаются одними и теми же интересами -- именно, интересами московской бюрократии. Обвинение в связи с фашизмом имеет своей задачей скомпрометировать меня в глазах рабочих масс. Но чтоб эта операция удалась, нужно помешать мне защищаться, нужно зажать мне рот, лишить меня права убежища, добиться моего заключения, как это удалось сделать в Норвегии. Для этой цели необходимо запугивать заинтересованные правительства моей "секретной революционной деятельностью". Я не говорю, что г. Бильс, бывший корреспондент ТАСС, является и ныне наемным агентом Москвы. Я могу допустить, что он является полусознательным орудием в руках ГПУ. Но это дела не меняет. Он пускает в оборот те же методы, что и профессиональные агенты ГПУ. От себя он прибавляет лишь некоторое количество бескорыстной путаницы.

* * *

Может быть, Комиссия расследования сочтет возможным: