Лев Троцкий - Завещание Ленина

Считаю нужным вообще подчеркнуть, что, так как я не принадлежу к школе чистого психологизма и так как твердо установленным фактам я привык доверять больше, чем их эмоциональным отражениям в памяти, то все изложение, за вычетом особо оговоренных эпизодов, ведется мною на основании документов моего архива, тщательной проверки дат, свидетельств и всех вообще фактических обстоятельств.

Разногласия между Лениным и Сталиным

Организационная политика была не единственной ареной борьбы Ленина против Сталина. Ноябрьский пленум ЦК (1922), заседавший без Ленина и без меня, внес неожиданно радикальные изменения в систему внешней торговли, подрывавшие самую основу государственной монополии. В беседе с Красиным, тогдашним наркомом внешней торговли, я отзывался о постановлении ЦК примерно так: "Дна в бочке они еще не высадили, но несколько дыр в нем просверлили". Ленин узнал об этом. 13 декабря он писал мне: "Я бы очень просил Вас взять на себя на предстоящем пленуме защиту нашей общей точки зрения О безусловной необходимости сохранения и укрепления монополии... Предыдущий пленум принял в этом отношении решение, идущее целиком вразрез с монополией внешней торговли". Не допуская в этом вопросе никаких уступок, Ленин настаивал на том, чтоб я апеллировал против ЦК к партии и съезду. Удар направлялся в первую голову против Сталина, как генерального секретаря, ответственного за поставку вопросов на пленумах Центрального Комитета. До открытой борьбы на этот раз, однако, дело не дошло: почуяв опасность, Сталин отступил без боя: с ним вместе и другие. На декабрьском пленуме ноябрьские решения были отменены. "Как будто удалось взять позиции без единого выстрела,-- писал мне шутливо Ленин 21 декабря,-- простым маневренным движением".

Гораздо острее оказались разногласия в области национальной политики. Осенью 1922 года подготовлялось преобразование Советского государства в федеративный союз национальных республик. Ленин считал необходимым идти как можно дальше навстречу потребностям и притязаниям тех национальностей, которые долго жили под гнетом и далеко еще не оправились от его последствий. Наоборот, Сталин, руководивший подготовительной работой в качестве народного комиссара по делам национальностей, проводил и в этой области политику бюрократического централизма. Выздоравливающий Ленин из подмосковной деревни полемизировал со Сталиным в письмах, адресованных Политбюро. В своих первых замечаниях на сталинский проект федеративного объединения Ленин крайне мягок и сдержан. Он еще надеется в эти дни -- конец сентября 1922 года -- уладить вопрос через Политбюро, без открытою конфликта. Ответы Сталина, наоборот, проникнуты заметным раздражением. Он возвращает Ленину упрек в "торопливости" и присоединяет к нему обвинение в "национальном либерализме", т. е. в покровительстве окраинному национализму. Эта переписка, политически крайне интересная, до сих пор скрывается от партии.

Бюрократическая национальная политика успела тем временем вызвать в Грузии резкую оппозицию, объединившую против Сталина и его правой руки, Орджоникидзе, цвет грузинского большевизма. Через Крупскую Ленин вступил с вождями грузинской оппозиции (Мдивани, Махарадзе и др.) в негласную связь против фракции Сталина, Орджоникидзе и Дзержинского. Борьба на окраинах была слишком остра, и Сталин слишком связал себя с определенными группировками, чтобы молча отступить, как в вопросе о монополии внешней торговли. В течение ближайших недель Ленин окончательно убеждается, что придется апеллировать к партии. В конце декабря он диктует обширное письмо по национальному вопросу, которое должно будет заменить на съезде его речь, если болезнь помешает ему выступить.

Ленин выдвигает против Сталина обвинение в административном увлечении и озлоблении против мнимого национализма. "Озлобление,-- пишет он многозна-чительно,-- вообще играет в политике обычно самую худую роль". Борьбу против справедливых, хотя бы на первых порах даже преувеличенных требований угне-тавишхся ранее наций Ленин квалифицирует как проявление великорусского бюрократизма. Он впервые называет своих противников по имени. "Политически ответственными за всю эту поистине великорусско-нациокалистическую кампанию следует сделать, конечно, Сталина и Дзержинского". Что великоросс Ленин обвиняет грузина Джугашвили и поляка Дзержинского в великорусском национализме, может показаться парадоксальным. Но дело идет здесь совсем не о национальных чувствах и пристрастиях, а о двух системах политики, различия которых обнаруживаются во всех областях, в том числе и б национальной. Осуждая беспощадно методы сталинской фракции, Раковский писал несколько лет спустя: "К национальному вопросу, как и ко всяким другим вопросам, бюрократия подходит с точки зрения удобства управления и регулирования". Лучше этого нельзя сказать.

Словесные уступки Сталина нисколько не успокаивали Ленина, наоборот, обостряли его подозрительность. "Сталин пойдет на гнилой компромисс,--предостерегал меня Ленин через своих секретарей,--а потом обманет". Именно таков был путь Сталина Он готов был принять на ближайшем съезде любую теоретическую формулу национальной политики, под условием, чтоб это не ослабляло его фракционной опоры в центре и на окраинах. Правда, у Сталина было достаточно оснований опасаться, что Ленин видит его кланы насквозь. Но, с другой стороны, положение больною продолжало ухудшаться, Сталин холодно включал этот немаловажный фактор в свои расчеты. Практическая политика генерального секретариата становилась тем решительнее, чем хуже становилось здоровье Ленина. Сталин пытался изолировать опасного контролера от всякой информации, которая могла бы дать ему орудие против секретариата и его союзников. Политика блокады направлялась, естественно, против лиц, наиболее близких Ленину. Крупская делала что могла, чтоб оградить больного от соприкосновения с враждебными махинациями секретариата.

Но Ленин умел по случайным симптомам догадываться о целом. Он отдавал себе безошибочный отчет в действиях Сталина, его мотивах и расчетах. Нетрудно понять, какую реакцию они вызывали в его сознании. Напомним, что к этому моменту в письменном столе Ленина кроме Завещания, настаивавшего на смещении Сталина, лежали уже документы по национальному вопросу, которые секретарями Ленина, Фотиевой и Гляссер, чутко отражавшими настроения того, с кем сотрудничали, назывались "бомбой против Сталина".

Полугодие обостряющейся борьбы

Свою мысль о роли ЦК, как охранительницы партийного права и единства, Ленин развивал в связи с вопросом о реорганизации Рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрин), во главе которой в течение нескольких предшествующих лет стоял Сталин. 4 марта в "Правде" появилась знаменитая в истории партии статья "Лучше меньше, да лучше". Работа писалась в несколько приемов. Ленин не любил и не умел диктовать. Статья долго не давалась ему. 2 марта он прослушал наконец чтение статьи с удовлетворением: "Теперь, кажется, вышло..." Реформу руководящих партийных учреждений статья включала в широкую политическую перспективу, национальную и международную. На этой стороне дела мы здесь останавливаться, однако, не можем. Зато в высшей степени важна для нашей темы та гласная оценка, которую Ленин давал Рабоче-крестьянской инспекции: "Будем говорить прямо. Наркомат Рабкрина не пользуется сейчас ни тенью авторитета. Все знают о том, что хуже поставленных учреждений, чем учреждения нашего Рабкрина, нет, и что при современных условиях с этого наркомата нечего и спрашивать".