Владимир Ключников - Гунны

Все это опять‐таки не слишком точно. Если в дни, когда гунны с боями двигались на запад, гоня перед собой орды алан и готов, такая картина могла соответствовать истине, это было временное явление. Перегоняя свои стада, кочевник движется из года в год по одному и тому же маршруту. На этом пути, как мы только что говорили, существуют стационарные стоянки. Приск писал об «огромном селении», в котором стоял дворец Аттилы, причем у Аттилы было несколько дворцов в разных местах его державы. Во дворце жила и его главная супруга. «Отличный дом» был у Онигисия. Приск рассказывает, что, путешествуя по гуннским землям, они были застигнуты бурей и нашли убежище в селении, «начальницей» которого была одна из жен Бледы. Здесь путников устроили в отапливаемых камышом хижинах 536.

А вот что пишет Марцеллин об одежде гуннов: «Тело они прикрывают одеждой льняной или сшитой из шкурок лесных мышей 537. Нет у них разницы между домашним платьем и выходной одеждой; один раз одетая на тело туника грязного цвета снимается или заменяется другой не раньше, чем она расползется в лохмотья от долговременного гниения. Голову покрывают они кривыми шапками, свои обросшие волосами ноги – козьими шкурами…» 538Совсем иначе говорит об этом Приск. Он рассказывает, что в гуннских землях встречаются греки, «уведенные в плен из Фракии или из приморской Иллирии» – «таких людей, впавших в несчастие, легко узнать по изодранному платью и по нечесаной голове», – значит, неопрятный внешний вид в гуннской державе был типичен лишь для рабов, но не для свободных людей. Однажды Приску довелось познакомиться здесь же с греческим пленником, который сумел купить себе свободу, – он «казался Скифом, живущим в роскоши, одет был очень хорошо, а голова острижена была в кружок». То есть богатые гунны одевались, с точки зрения римлянина, вполне пристойно. Гуннские девушки, устроившие Аттиле торжественную встречу, были окутаны «тонкими белыми покрывалами». Рабыни Креки – супруги Аттилы – «испещряли разными красками полотняные покрывала, носимые варварами поверх одежды, для красы». Описывает Приск и баню, принадлежавшую Онигисию:

«Недалеко от ограды была большая баня, построенная Онигисием, имевшим после Аттилы величайшую силу между Скифами. Он перевез для этой постройки каменья из земли Пеонской; ибо у варваров, населяющих здешнюю страну, нет ни камня, ни леса. Материал же этот употребляется у них привозный. Архитектор, строивший баню, был житель Сирмия, взятый в плен Скифами. Он надеялся получить свободу в награду за свое искусство, но вместо того был подвергнут трудам более тяжким, чем Скифская неволя. Онигисий сделал его своим банщиком. Он должен был прислуживать ему и домашним его, когда они мылись в бане» 539.

Но продолжим чтение Марцеллина:

«Обувь, которую они не выделывают ни на какой колодке, затрудняет их свободный шаг. Поэтому они не годятся для пешего сражения; зато они словно приросли к своим коням, выносливым, но безобразным на вид, и часто, сидя на них на женский манер, занимаются своими обычными занятиями. День и ночь проводят они на коне, занимаются куплей и продажей, едят и пьют и, склонившись на крутую шею коня, засыпают и спят так крепко, что даже видят сны. Когда приходится им совещаться о серьезных делах, то и совещание они ведут, сидя на конях» 540.

Гунны, с которыми путешествовал Приск, ели, судя по всему, сидя на лавках или, может быть, на земле, но, во всяком случае, не на конях. Но однажды писатель стал свидетелем того, как Аттила, которого торжественно встречали его подданные, действительно ел, сидя на коне, «из серебряного блюда высоко поднятого служителями» 541. Трапеза эта явно носила ритуальный характер – что‐то вроде нашей традиции отведывать хлеб-соль у входа в дом. И переговоры с римлянами гунны действительно иногда вели, не слезая с коней. Приск так описывает переговоры 434 года возле города Марг: «Съезд происходил вне города; Скифы сидели верхом на лошадях, и хотели вести переговоры не слезая с них. Римские посланники, заботясь о своем достоинстве, имели с ними свидание также верхом. Они не считали приличным вести переговоры пешие с людьми, сидевшими на конях» 542.

О том, что гунны «чрезвычайно склонны к верховой езде», писал Иордан 543. Зосим говорил о них, что «это люди, не могущие даже твердо стоять на ногах, а живущие и спящие на лошадях» 544. Гунны, вероятно, сами разводили коней и преуспевали в этом. Когда Аттила дал своим сановникам приказ почтить римского посла Максимина подарками, каждый из них прислал гостю по лошади 545.

Марцеллин пишет о гуннах: «Не знают они над собой строгой царской власти, но, довольствуясь случайным предводительством кого‐нибудь из своих старейшин, сокрушают все, что попадает на пути» 546.

С этим утверждением можно поспорить. Позднеантичные и раннесредневековые источники сохранили для нас имена нескольких гуннских вождей (правда, живших, кроме одного, позже Марцеллина) – не будем их повторять, о каждом из них было сказано достаточно много. Они, безусловно, не были случайными предводителями – ведь они не только в военное, но и в мирное время вели переговоры с римлянами, и, значит, власть их была достаточно устойчивой. Некоторые из них были связаны между собой узами родства (Руа и его братья, Аттила и Бледа), что опять‐таки говорит о том, что властью пользовались не случайные предводители, а члены одной семьи, получавшие ее по наследству. Но как далеко простирались полномочия большинства этих вождей – не известно. Во всяком случае, ко временам Аттилы власть правителя над подданными была поистине абсолютной.

Имелись в гуннском обществе и рабы – ими, вероятно, становились только военнопленные. О том, чтобы у гуннов были рабы-соплеменники, никто не сообщает. Пленников распределяли между победителями 547, причем «взятые в плен богатые люди доставались на долю, после Аттилы, Скифским вельможам, имеющим большую власть». С одним таким пленником Приск познакомился – это был тот самый эллин, чья хорошая одежда и аккуратная стрижка в сочетании с греческим языком, на котором у гуннов говорили только рабы, вызвали удивление дипломата. Грек рассказал, что он, попав в плен, был отдан Онигисию и согласился сражаться в гуннских войсках. Захваченную в походах против римлян и акациров добычу он, «по закону Скифскому», отдал своему господину и за это получил свободу. Он «женился на варварке и прижил детей» и считал, что жизнь среди гуннов может быть значительно счастливее, чем жизнь в империи.

«Онигисий делает меня участником своего стола, – рассказывал грек, – и я предпочитаю настоящую жизнь свою прежней: ибо иноземцы, находящиеся у Скифов, после войны ведут жизнь спокойную и беззаботную; каждый пользуется тем, что у него есть, ничем не тревожимый». Собеседник Приска хвалил гуннское общественное устройство и с жаром обличал пороки римского общества: