Марк Блок - Феодальное общество

Обширные родовые кланы, крепко спаянные подлинным или показным чувством единого корня, общего предка, существовали на Западе вне феодализированных земель, на дальних их окраинах: побережье Северного моря, Geschlechter во Фризии или Дитмаршене, и западнее — у кельтов. По всей видимости, подобные родовые объединения продолжали еще существовать и у германцев в период нашествий: например, лангобардские и франкские farae (многие итальянские и французские деревни носят это название и до сих пор), или алеманнские и баварские genealogiae, которые названы владетелями земли в некоторых документах. Но эти объединения были слишком обширны и со временем распались.

Римский род вел счет поколениям строго по мужской линии. В эпоху феодализма этой строгости уже нет. В древней Германии мы видим у каждого человека две группы близких: «со стороны меча», с отцовской стороны, и «со стороны веретена», с материнской, обе эти группы, правда, в разной степени, проявляют солидарность. Таким образом, у германцев победа законности родства по отцовской линии не отменила более древнего счета родства по матери. К сожалению, нам ничего не известно о семейных традициях аборигенов, которые были завоеваны римлянами. Но, что бы мы о них ни думал, ясно одно: в Средние века на Западе сохранялась двойная система родства. Особая привязанность дяди с материнской стороны к племяннику, которую всегда подчеркивает эпос, свидетельствует, что связи по брачному союзу с женой значили не меньше, чем связи с единокровными родственниками по мужской линии {124} 124 W.-O. Famsworth, Uncle and nephew in the old French chansons de geste: a study in the survival of matriarchy. New York, 1913 (Columbia University: Studies in romance philology and literature); — CI. H. Bell, The sister's son in the medieval german epic: a study in the survival ofmatriliny, 1922 (University of California: Publications in modem philology, т. X, n° 2). . То же самое подтверждают надежные свидетельства ономастики. Большинство имен германцев сложены из двух частей, имеющих каждая свое значение. Поскольку люди ощущали разницу между этими двумя частями, то по обычаю, преемственность обозначалась переносом одной из них. На территории, завоеванной римлянами, местное население стало следовать и ономастике победителей, чей авторитет был очень велик. Иными словами, родители с помощью имен связывали свое потомство либо с отцом, либо с матерью, без особого различия. Так в деревне около Палезо, например, в начале XI века колон Тодрикус и его жена Эрментберта окрестили одного из своих сыновей Тодардусом, второго — Эрментариусом, а третьего — Тодбертусом {125} 125 Polyptyque de l'abbéInninon, éd. A. Longnon, II, 87. . [26] Случалось, что желание учесть сразу обе линии родства, отцовскую и материнскую, приводило к нелепостям: англосаксонское имя Вигфрид в дословном переводе означает «мир воины». Затем возник обычай передавать из поколения в поколение имя целиком. И снова имена давали то по отцовской, то по материнской линии. Так сыновья сеньора де Лизуа из Амбуаза, умершего в 1065, звались: младший по имени отца, а старший по имени деда и брата матери — Сюльпис. Еще позже, когда к имени стали прибавлять и фамилию, вновь начались колебания и прибавляли то отцовскую, то материнскую. Дочь Жака д'Арк и Изабеллы Роме сказала судьям: «Меня называют то Жанна д'Арк, то Жанна Роме», но история сохранила нам ее только под первым именем, хотя сама Жанна заметила, что согласно обычаю ее родных мест девушек зовут по материнской фамилии.

Двойные связи влекли за собой весьма существенные последствия. Каждое поколение имело в силу этого свой круг близких, не имеющих отношения к поколению предыдущему, таким образом, зона родственных обязательств постоянно перемещалась и меняла границы. Обязательства были твердыми, зато подвижной и изменчивой была группа родственников, и поэтому она не могла стать основной базой общественного устройства. Больше того, если две семьи сталкивались между собой, то вполне могло случиться, что кому-то обе они доводились родней по отцовской и по материнской линии. На чью же сторону становиться? Мудрый Бомануар советует предпочесть ближайшего родственника, а если близки оба, отстраниться. Но вне всякого сомнения, решения в реальности редко когда диктовались Л1гчными пристрастиями. Мы встретимся с подобной ситуацией и в чисто феодальных отношениях, невообразимая юридическая путаница возникала в случае, когда вассал принадлежал сразу двум сеньорам, но подобное положение было характерным для менталитета тех времен, развязать эти узлы было невозможно, поэтому со временем ослабевали связи. Можно судить, насколько эфемерными были внутрисемейные связи, если в XIII веке в Бовези была признана законной война между сводными братьями, у которых был один отец и разные матери и братья оказались втянутыми в вендетту по линии матерей.

Как далеко простирались обязательства по отношению к «кровным друзьям» отцовской и материнской линий? Мы можем найти кое-какие сведения по этому вопросу только в тех коллективах, которые надолго остались верными положениям, установленным обычаем, поскольку письменно эти обычаи были зафиксированы в довольно позднее время. Судя по найденным документам, зоны активной и пассивной солидарности на удивление широки и, надо сказать, размыты: размеры получаемых и вносимых сумм колеблются в зависимости от степени родственной близости. В Сепульведе (Кастилия) в XIII веке месть за убийство родственника не считалась преступлением, если у мстителя и жертвы были общие прапрадеды. В Оденарде такая же степень родства давала право на получение выкупа за пролитую кровь, а в Лилле предполагала участие в сборе выкупа. В Сент-Омере родственные обязательства рождались так же при наличии общего прапрадеда {126} 126 Livre Roisin, éd. R. Monier, 1932, § 143–144. — A. Giry, Histoire de la ville de Saint-Omer, т. II, стр. 578, гл. 791. . [27] Этим объясняется, почему каноническое право запрещало браки родственников в седьмой степени родства. В других местах границы были более подвижными. Как мы уже отмечали, при отчуждении собственности осторожность предписывала получить согласие стольких побочных родственников, сколько было возможно. Что же до безгласных сельских общин, то они собирали у себя под крышей немало народу: в Баварии в XI веке до пятидесяти человек, в Нормандии XV века до семидесяти {127} 127 Annales Altahenses maiores, 1037, в SS., т. XX, стр. 792. Jehan Masselin, Journal des États Généraux, éd. A. Bernier, стр. 582–584. .

Однако возникает впечатление, что примерно с XIII века многоступенчатое родство понемногу отмирает. Протяженные родственные связи предыдущих веков уступают место семейным группам, куда более похожим на наши небольшие семьи. Бомануар сообщает, что к концу этого века круг родственников, связанных обязательством мстить, постепенно уменьшается: в его время в отличие от предыдущих эпох мстить обязаны только двоюродные братья, тогда как в других местах, где подобные обязательства ощущались более остро, мстить должны были и троюродные. В последние годы XII века во французских актах намечается тенденция ограничиваться при продажах согласием самой близкой родни. Вслед за этим устанавливается право родственного выкупа. Оно различало общую собственность супругов и собственность семьи, на которую в зависимости от ее происхождения имели право претендовать родственники с отцовской или материнской стороны, что гораздо органичнее соответствовало привычным представлениям о роде. Разумеется, обычаи менялись в одних местах быстрее, в других медленнее.