Марк Блок - Феодальное общество

Но почему вдруг так изменилась роль пехоты? Вследствие чего возникли столь значительные социальные перемены? Есть мнение, что это следствие нападений арабов: возникла необходимость сражаться и преследовать сарацинскую кавалерию, и Карл Мартелл посадил своих франков на коней. Преувеличение налицо. Допустим даже, что в мусульманских войсках кавалерия играла ведущую роль, — а это спорно, — но и у франков всегда были кавалерийские отряды, и они стали увеличивать их, не дожидаясь битвы при Пуатье. В 755 году ежегодное собрание сеньоров и военоначальников было перенесено Пипином с марта на май, время появления травы, и этот знаменательный факт свидетельствует о завершении того процесса, что длился уже не один век. Его причины, общие для большинства языческих стран и даже для восточной Империи, нам до конца не ясны, отчасти потому, что мы не можем до конца взвесить технические факторы, отчасти потому, что военная наука уделяла пристальное внимание тому, что происходило на поле боя, а не тому, что было до него или после.

Средиземноморские классические государства не знали ни стремян, ни подков, и в документах Запада они появляются только в IX веке. Но похоже, что документы в этом случае отставали от жизни. Изобретенные предположительно сарматами, стремена были подарком Европе от евразийских степняков-кочевников; в эпоху вторжений и набегов контакты между оседлым Западом и конниками степей стали гораздо более тесными — то это были прямые контакты, как в случае миграции аланов, изначально живших на северном Кавказе, частично увлеченных переселением германских народов и нашедших себе пристанище в центре Галлии и Испании; то опосредованные, через все те же германские народы, которые, подобно готам, прожили какое-то время на берегах Черного моря. Подковы также, похоже, пришли с Востока. Ковка облегчала в первую очередь длинные переходы навьюченных лошадей по плохим дорогам. Стремена не только помогали всаднику меньше уставать, но и делали более удобной посадку, способствуя более быстрому передвижению.

Что касается военных действий, то кавалерийская атака стала одним из самых распространенных приемов. Но не единственным. Если специфика местности того требовала, всадники слезали с лошади и, идя на приступ, временно становились пехотинцами: военная история феодальных времен изобилует примерами подобной тактики. За неимением хороших дорог и хорошо обученных войск, способных выполнять заранее продуманные маневры, что составляло силу римских легионов, главным преимуществом средневековых воинов была лошадь, на ней осиливали долгие переходы, которых требовали войны князей; на ней осуществляли скоропалительные набеги, столь любимые большинством сеньоров; на лошади можно было, не слишком утомившись, проскакать по пахоте и оврагам до поля боя и там ошеломить врага внезапным ударом; а если вдруг удача отвернулась, спастись от резни, ударившись в бегство. Когда в 1075 году Генрих IV, германский император, разбил саксонцев, аристократы только благодаря своим лошадям понесли куда менее тяжелые потери, нежели пешие крестьяне, не имеющие возможности с такой быстротой убежать от мясорубки.

Словом, во франкской Галлии все настоятельней вызревала необходимость в профессиональных воинах, традиционно обученных и сидевших на коне. Хотя почти до конца IX века служба в конном войске оставалась повинностью каждого свободного и достаточно богатого человека, ядро этого войска, его наиболее эффективную часть составляли гвардии королей и принцев, уже давным-давно сложившиеся.

В древних германских сообществах рамок племени и рода хватало для течения мирной жизни, но для честолюбцев и авантюристов они были тесны. Родовитая молодежь собирала вокруг себя «друзей» (на старогерманском gising, что дословно означает «спутник»; Тацит очень точно переводит его comes). Они водили их в бой, на грабежи, а для сна и отдыха предоставляли просторные деревянные постройки, удобные для долгих пиров. Такой отряд был главной силой предводителя в войнах и кровной мести, он утверждал его авторитет на собрании свободных; щедроты, которыми предводитель оделял свой отряд — пища, рабы, золотые кольца, — служили его престижу. Так Тацит описывает германские «дружины» в I веке, такими же они предстают несколько веков спустя в «Беовульфе» и, с небольшими неизбежными изменениями, в скандинавских сагах.

Укрепившись на развалинах Римской империи, короли-язычники не отказались от своих привычек, тем более, что в романском мире, куда они попали, личные гвардии процветали давным-давно. Несколько последних веков в Риме не было ни одного представителя высокой аристократии без личного отряда. Их называли «букцелларии», от слова «букцелла», хлеб более высокого качества, которым этих людей кормили; скорее слуги, чем «друзья», но достаточно многочисленные и верные для того, чтобы в случае, если их хозяин станет крупным военоначальником Империи, его личная гвардия заняла в регулярной армии первые места.

В эпоху Меровингов, полную смут и опасностей, подобные вооруженные свиты были в обычае. У короля была своя гвардия, называемая «truste», и была она по большей части конной. Конными были и его приближенные, не важно, какого происхождения — германского или римского. Из соображений безопасности вооруженные свиты существовали даже у церковников. Григорий Турский назвал воинов этих свит «гладиаторами», так как состав подобных отрядов был весьма разнороден и включал в себя немало авантюристов и даже разбойников. Сеньоры помещали в них самых крепких из своих рабов. Но в большинстве своем они состояли из свободных людей, пусть и не принадлежавших по рождению к высокой аристократии. Разумеется, и почет, и вознаграждения, которыми пользовались эти воины, были разными. Но знаменательно, что в VII веке одна и та же формула служила для передачи в дар «землицы» и рабу, и gasindus'y.

Последний термин обозначает того самого «друга» древних германцев. Вероятнее всего, что именно это название, как в меровингской Галлии, так и в языческом мире в целом, обозначало воина личной гвардии. Со временем его заменит другое название местного происхождения: вассал (vassus, vassallus), которое станет впоследствии одним из опорных. Новое название романским не было, корень у него кельтский {132} 132 G. Dottin, La langue gauloise. 1920, стр. 296. , но в разговорную латынь Галлии оно проникло задолго до того, как появилось впервые в «Салической правде»: заимствование должно было произойти еще до Хлодвига, в те времена, когда на нашей земле рядом с народами, говорящими на вульгарной латыни, по-прежнему жили значимые этнические группы, продолжавшие говорить на языке предков. Однако не нужно совершать ошибку и считать, что это слово, подлинное порождение галлов, чья жизнь продолжилась в глубинных слоях французского языка, заняло центральное место в феодальной лексике потому, что само относилось к военному обиходу. Безусловно, до завоевания Римом у галлов точно так же, как у кельтов, существовала практика «дружин», во многих отношениях сходная с «дружинами» древней Германии. Но в каком бы виде ни сохранялись пережитки этой системы в романской суперструктуре, один факт непреложен: названия вооруженных «помощников», таких, какими описывает их Цезарь, — «ambacte», или, как говорили в Аквитании, soldurius, исчезли без следа [29] По крайней мере в этом смысле. Именно к слову «ambacte» восходит — пути мы указывать здесь не будем — наше слово «ambassade» (посольство). . Смысл слова «вассал» в момент его перехода в вульгарную латынь был гораздо более прост: мальчик. Это значение на протяжении Средних веков дало еще одно уменьшительное «valet», которое стало обозначать слугу, по той же лингвистической логике, что и в латыни, где «puer» стал означать домашнего раба. Но не зовет ли хозяин тех, кто всегда вокруг него, «мои парни»? Именно это второе значение и существует во многих текстах франкской Галлии от VI до VIII века. В VIII веке у этого слова появляется новое значение, и поначалу эти значения конкурируют друг с другом, а в IX новое вытесняет старое. Много домашних рабов было «возвышено» приемом в хозяйскую гвардию. Другие члены этой гвардии, не будучи рабами, но тоже живя в хозяйском доме, служили хозяину на множество ладов, получая распоряжения непосредственно из его уст. Они тоже были «его парнями». Вместе с товарищами, родившимися в рабстве, именовались теперь вассалами, это название стало обозначать вооруженных воинов из свиты. Впоследствии это название, поначалу общее для всех, свидетельствующее о почетной близости к хозяину, закрепится только за свободными членами свиты.