Франсуа Блюш - Людовик XIV

Можно возразить, что при дворе есть не только дворяне, которым их здоровье и их возраст позволяют служить. При дворе есть и старики, и какое-то количество детей, и много дам. Никто не знает — ни король, ни заинтересованные в этом лица, — где начинается придворное дворянство, где кончается список обычных «дворян при дворе» и сколько дворян в каждой из этих категорий. Тайна не разгадана и теперь, по прошествии трехсот лет.

Это придворное дворянство, точный состав и численность которого неизвестны до сих пор, страдает (и по вине Людовика XIV), как утверждают, от трех бед: от так называемых пут этикета, от «одомашнивания» и от того, что оно вырвано с корнем из родных мест. В словаре Фюретьера, который был издан в 1690 году, ничего не говорится об этикете. Что же касается придворного церемониала, то он, как мы видим, был заимствованным у Генриха III и оставался почти неизменным и строгим [68] Смотреть главу X. . После того, как состоялся переезд в Версаль, этот церемониал был лишь несколько развит в соответствии с новыми требованиями двора. Людовик XIV был давним его приверженцем. Этот церемониал удовлетворял его стремление к порядку. Он, впрочем, отвечал эстетическим и политическим требованиям и к тому же служил занятием для придворных. И характерно то, что Месье является его великим жрецом. Людовик XIV предпочитал, чтобы его брат улаживал бы споры о рангах, а не плел интриги. То же самое относится к герцогам, сотрапезникам высшего, среднего и низшего рангов: они ссорятся по поводу такого вопроса, как ранговые преимущества, и благодаря этому забывают об интригах. «Дневник» Данжо и «Мемуары» Сурша доносят до нас слухи о некоторых из этих ссор: они не имеют такого значения, как те, которые произойдут при Людовике XV и которые Люин станет записывать самым тщательным образом.

Впрочем, Версальский церемониал не такой пышный и торжественный, как церемониалы многих иностранных дворов. В Вене, Мадриде и даже Лондоне перед королем становятся на колени или, приблизившись к королю, почтительно склоняются перед ним, отступая назад. У Людовика XIV чаще встречаются реверансы, чем коленопреклонение {135}.

Термин «одомашнивание» появился не при Людовике XIV, он вошел в моду позже, при Луи-Филиппе, и у этого слова сразу появился уничижительный оттенок, которым были бы удивлены и домашний круг, и сотрапезники Великого короля. Мы уже говорили о служении в Великий век, о смысле служения и о чести служения [69] Смотреть главу XVI. . Идея служения нисколько не унижала наших предков, она их воодушевляла. Они понимали латынь лучше, чем мы, считали за счастье принадлежать к дому ( domus ), в смысле «жилищу», короля. В XVII веке состоять домочадцем такого Великого короля не унижало достоинство дворянина, а разночинцу, поступившему на службу при дворе, давало много привилегий, создавался промежуточный социальный статус между дворянством и простолюдинами {137}. И еще: функция присутствия за обеденным столом короля не была единственной, к ней прибавлялись еще другие виды службы. Можно быть одновременно маршалом Франции, губернатором провинции и капитаном гвардии телохранителей короля или генерал-лейтенантом, послом и первым комнатным дворянином. Недостатком системы совместной трапезы, то есть недостатком системы самого двора, было не безделие (хотя это, кажется, подразумевает Сен-Симон, один из редких бездельников в Версале), а скорее совместительство.

Остается еще понятие «вырывание с корнем» дворянства, которое происходит по вине короля Франции. Случается, что какая-то важная персона настолько укореняется при дворе, что сама рвет семейные узы. Граф де Тессе, решивший в 1710 году посетить свои земли, пишет герцогине Бургундской: «Прошло, мадам, уже тридцать два года с тех пор, как я не был в замке, здесь ничего не осталось, ни окон, ни стекол, ни дверей, кроме одной башенки, в которой есть спальня, где температура не поднимается выше пяти градусов» {101}. А Фюретьер употребляет понятие «вырывание с корнем» только в его естественном и сельскохозяйственном значении. Он приемлет глагол «вырвать» в нравственном смысле, но понимает под этим что-то хорошее: «вырвать с корнем» употребляется как нравственное понятие в переносном смысле и означает «искоренить источник злоупотребления» {42}. «Прикрепить ко двору высокородное дворянство» означало искоренить его естественную наклонность к бунту!

Мы не говорим о дворянстве вообще, которое насчитывало 12 000 фамилий или около 200 000 человек, а лишь о «высокородных дворянах» королевства. Если в конце царствования Людовика XIV Версаль, включая все подсобные помещения (конюшни, обычные строения, здание суперинтендантства и т. д.), принимает около 10 000 человек, половина которых разночинцы, это означает, что при дворе постоянно находится только около 5000 дворян.

Система «проживания в течение трех месяцев» означала, что дворянин живет при дворе два раза в году по три месяца, в результате чего 5000 придворных дворян притягивают во дворец, по крайней мере, еще столько же человек. Это составляет, как видим, 10 000 человек, выходцев из второго сословия, то есть от общего числа 200 000 дворян 10 000 притягиваемых ко двору составляют пропорцию: один придворный на 20 дворян. Если король удерживает при дворе 10 000 человек, принадлежащих к дворянскому сословию (а эта цифра, конечно, завышена), он «вырывает с корнем» в крайнем случае (если рассматривать «вырывание с корнем» как зло) лишь 5% французских дворян.

У того, кто входит в придворную игру, нет ни малейшего основания жаловаться: здесь круг обязанностей тесно переплетается с расписанием удовольствий. Когда обязанности по службе вас не удерживают вдали от святая святых, король желает, чтобы вы были около него неотлучно. Если вы здесь с утра до вечера, у вас появляется много шансов получить хорошую должность, вы можете удостоиться благодарности, приглашения в Трианон или в Марли или даже простого любезного слова, которое вас выделит и даст надежду добиться еще большего. В этом последнем случае король вас назовет по имени: «Добрый день, месье такой-то…», показывая этим самым, что он вас узнает и отличает от других. Отныне кто же будет жаловаться, что ему приходится ждать? Сказанное «Я его не вижу» если и не погубит карьеру, то может серьезно повредить многим законным амбициям.

Есть много оказий, чтобы предстать пред очами короля. Можно использовать то время, когда он идет на мессу или возвращается оттуда, обед короля в присутствии приглашенных придворных, вход в апартаменты короля. Но самое верное — присутствовать у короля с самого утра. Присутствие на церемонии утреннего туалета Его Величества предусматривает прохождение через различные стадии, прежде чем можно быть туда допущенным; в первые минуты церемониала утреннего туалета короля имеют право присутствовать те, кого приглашают, те, кому разрешают входить, те, которые являются людьми, вхожими в спальню {98}короля, а также некоторые привилегированные. Подобной милости удостаиваются те, кто выполняет определенные обязанности (высокородные дворяне, главный камергер, главный хранитель гардероба), или те, кому это положено по праву рождения (законнорожденные дети). Под конец церемониала утреннего туалета короля к нему могут войти те, кому позволено присутствовать на первом утреннем приеме: принц Конде, герцог де Вильруа, первый шталмейстер Беренган, чтецы короля, воспитатели наследника. Из этого простого перечисления видно, что здесь соединяются высокородные, заслуженные или пользующиеся благосклонностью люди. В третий поток попадают другие принцы и другие вельможи, капитан гвардии и первый мажордом. Четвертый заход к королю в утренние часы называется «свободным входом». На «свободный вход» допускаются придворные, «которых даже вызывают, часто отдавая им предпочтение перед другими, в зависимости от того, как их ценят при дворе, и впускают их прежде, чем других присутствующих». Следовательно, уже не четыре категории пользуются милостью быть допущенными к утреннему выходу короля, а пять. Но было бы правильнее сказать, что существует шесть таких категорий, так как члены королевской фамилии (дети и внуки французских королей) приходят со стороны внутренних покоев. Они избавлены от «фильтрования» в прихожей и могут по своему желанию заходить к Людовику XIV до церемониала большого утреннего приема.