Франсуа Блюш - Людовик XIV

Король был переполнен гордостью, читая 19 октября прекрасное письмо своего сына, в котором он рассказывал детально о каждом моменте осады. «Во Франции не было человека, — пишет маркиз де Сурш, — который мог бы написать на подобную тему таким лаконичным стилем, как он, и рассказать обо всем так точно, так четко и с такой последовательностью». Президент Роз, верный личный секретарь Его Величества, человек огромной культуры, не колеблясь, сравнил «стиль Монсеньора со стилем Цезаря в его ”Комментариях”» {97}. Через три дня Людовик XIV отослал дофину письмо, в котором запрещал ему так рисковать, «так как храбрость молодого принца давала повод для опасений; Монсеньор день и ночь находился бы без всякого показного хвастовства в самых опасных местах траншеи, если бы ему было позволено действовать по своей склонности». Солдаты и офицеры не скупились на похвалу в отношении доблести Монсеньора, к которой прибавлялась еще «честность, нежность и щедрость, очаровывающие всех» {97}. 1 ноября — в день рождения Монсеньора — в Версаль пришла новость о взятии Филипсбурга в то время, когда иезуит Гайяр произносил проповедь в праздник Всех Святых. Король так был счастлив, что прервал поток красноречия своего духовника, сообщил эту новость всей королевской семье, заказал благодарственный молебен и предоставил слово преподобному отцу лишь по истечении четверти часа. 28-го, в первое воскресенье рождественского поста, Людовик XIV отложил проповедь того же самого Гайяр а и отправился со всей королевской семьей в Сен-Клу, а оттуда к вратам Майо для того, чтобы особенно торжественно встретить своего сына, увенчанного победой. А то, что он захочет потом держать при себе Монсеньора в других военных походах, было вовсе не ревностью, вопреки бездоказательным инсинуациям, а его желанием следить за тем, чтобы сын не подвергал себя безмерному риску. Скоро вся страна узнает обо всех этих планах, успехах, об опасностях, трудностях и славных подвигах. Каждому видно, от герцога до последнего виллана, что в жилах принцев королевского дома течет по-прежнему благородная кровь Беарнца и что роскошь Версаля их не изнежила. Король не посылает своих солдат на смерть, оставаясь в своем комфортном дворце. Король не щадит ни своих близких, ни себя самого. Служить королю — это быть с ним рядом. Он воодушевляет вас, он старается быть впереди и разделить с вами опасность, он в курсе трудностей каждого волонтера и сапера, артиллериста и инженера, кавалериста и драгуна, военного начальника и подчиненного. У Людовика XIV и талант полководца, и личный авторитет больше, чем у Вильгельма Оранского, его постоянного врага; а присутствие в армиях одиннадцати потомков Генриха IV является наилучшей пропагандой и во Франции, и в Европе. Ибо не во всех двенадцати рыцарях Карла Великого текла королевская кровь. Привлечение королем этой когорты принцев в армию, численность которой достигла своего апогея, не было ни нововведением, ни роскошью, так как европейский конфликт, развязанный Аугсбургской лигой, превращался в психологическую войну. При таком столкновении учитывается каждый фактор: королевский и национальный (во Франции они сливаются друг с другом), военный и политический, гражданский и религиозный, элитарный и народный. Врагами Франции в 1688 году были не только сухопутные армии и флоты разных стран.

Если посмотреть на Десятилетнюю войну с расстояния спутника Сириуса, она покажется очень странной; и Вольтер не упустил случая высветить ее парадокс. «В этой войне, — пишет он, — Людовик XIV воевал против шурина — короля Испании, против Баварского курфюрста, сестру которого он дал в жены своему сыну, Монсеньору, против Пфальцского курфюрста, княжество которого опустошил уже после того, как женил своего брата, Месье, на Пфальцской принцессе, Мадам Елизавете-Шарлотте. Король Яков был сброшен с трона своим зятем и своей дочерью… Большинство войн, которые вели между собой христианские принцы, по сути, были гражданскими войнами» {112}. Если бы у Вольтера был более религиозный склад ума, он также отметил бы, что три католических монарха (император, король Испании, герцог Савойский) воевали на стороне протестантских морских держав, против Людовика XIV и Якова II. И снова происходит столкновение между Его католическим Величеством и Его наихристианнейшим Величеством. С другой стороны, этот непримиримый Вильгельм Оранский, которого раздражает католицизм французского короля, явно терпит союз с католической нетерпимой Испанией. Правда и то, что Вильгельм III, хотя и не наделен большим воинским талантом, в своих действиях ловок и упорен. Он будет осуществлять вплоть до Рисвикского мира, и очень эффективно, такие политические операции, которые мы сегодня называем совращением и дезинформацией. Его ненависть к Людовику XIV стимулирует его природные способности. Он периодически подбрасывает ложную информацию, чтобы деморализовать французскую армию и народ. Он использует для этой цели такой промежуточный элемент, как реформатская эмиграция в Голландии. Он может рассчитывать иногда на многих протестантов, живущих во Франции, новообращенных в католичество (плохо обращенных), которые надеются, что в конце войны в результате переговоров Людовик XIV вынужден будет восстановить Нантский эдикт. Существует параллель между французскими гугенотами, готовыми давать информацию принцу Оранскому и помогать ему, и якобитами, верными Якову II, которые готовятся к бою за Ла-Маншем и развивают бурную деятельность у нас. Недостаток политической прозорливости и отсутствие хладнокровия у тех и других в итоге приводят к нарушению согласованности в действиях, так как ни протестанты Лангедока, ни шотландцы не обладают ни средствами, ни волей, чтобы обеспечить своим кумирам высадку и вообще способствовать их победе.

Не имея возможности оказать военную помощь, французские протестанты и новообращенные в католичество оказывают психологическую поддержку. Отмена Нантского эдикта, эмиграция, наказание галерами, принудительные причастия тяжелым камнем лежат у них на сердце. Для них Людовик XIV похож на Навуходоносора, а в Аугсбургской лиге они видят орудие Божьего суда. Дело доходит до того, что современники (за исключением, конечно, английских папистов, некоторых англиканцев, Людовика XIV и его католических подданных) даже не замечают, что свержение с трона Якова II, осуществленное его собственным зятем, является глубоко аморальным поступком.

В конце октября 1688 года получила большое распространение по всей Западной Европе «Молитва об успехе оружия принца Оранского», произведение пастора Жильбера Бюрне, который сбежал из Англии в связи с восшествием на престол Якова II, но который собирался с триумфом туда вернуться с армадой статхаудера. В ней сказано, что католические монархи «хотят уничтожить истину» Слова Божьего, «установить идолопоклоннический культ», противный Господу. А дело «Его Высочества принца Оранского» угодно Господу.