Франсуа Блюш - Людовик XIV

Такими же были и последние заботы Людовика XIII, лежащего на смертном одре. По его воле дофин был торжественно крещен в Сен-Жермене 21 апреля 1643 года. По той же самой воле короля ему в крестные матери была дана принцесса де Конде, а в крестные отцы — кардинал Мазарини. Такой выбор имел огромные последствия. Он был одной из важнейших акций царствования Людовика XIII, которое должно было закончиться через три недели. В лице этого прелата, у которого еще сохранился итальянский темперамент и который еще не был таким известным в королевстве, воплотилась вся политическая воля покойного кардинала Ришелье и его дипломатическое искусство. Несмотря на этот парадокс, новый человек символизировал преемственность, призывал к верности.

Накануне регентства это очень ценные добродетели.

Четырнадцатого мая 1643 года ушел из жизни Людовик XIII. Тюренн писал своей сестре, мадам де Буйон: «Поистине никогда и никто в мире так красиво не уходил и не был так верен самому себе. Скорбь двора была весьма незначительной» {107}. И в тот же день, следуя монаршему принципу преемственности («Король умер, да здравствует король!»), началось царствование Людовика XIV, «Francorum spes magna» («Великая надежда французов», как будет написано на памятной официальной медали {71}). Этому принцу было 4 года 8 месяцев и 9 дней.

Девятнадцатого мая — в день, когда тело покойного короля было отнесено в усыпальницу Сен-Дени, — герцог Энгиенский, убежденный в том, что не должен быть нанесен урон репутации французского оружия в самом начале нового царствования {157}, смело атаковал испанскую армию, которая была сильнее его собственной, одержав победу при Рокруа. Мы там потеряли 2000 человек; дон Франсиско де Мелло — половину своих солдат (8000 убитыми, 6000 пленными), 200 знамен и 60 штандартов. Это была «самая крупная победа, каких уже давно не было», — так высказался по этому поводу кардинал Мазарини {157}. Победителю, герцогу Энгиенскому — будущему принцу де Конде [15] Принцем де Конде он будет называться только с декабря 1646 года, после смерти своего отца. Тогда же, в декабре 1646 года, он становится первым принцем крови. — не было двадцати двух лет. Можно вообразить, насколько символичной показалась его блистательная победа. Перед нашим взором анонимная гравюра того времени: на переднем плане видны, слева направо, королевская корона, лежащая на подушечке; сидящий Людовик XIV, на груди которого красуется орден Святого Духа, в левой его руке, поддерживаемой правой рукой матери, — скипетр; Анна Австрийская тоже сидит, держа свободной рукой лавровый венец; наконец, герцог Анжуйский, малолетний Филипп (Месье — брат короля, позже герцог Орлеанский), стоит одетый, как было принято в те времена, в платье. На заднем плане виден город Рокруа, а в дымовой завесе — достоверное изображение атакующего принца де Конде, то есть в доспехах, но без шлема, в большой шляпе с белыми перьями, как когда-то у Генриха IV. Победив «устаревшее войско» Его католического Величества, герцог Энгиенский укрепил регентство, уберег королевство от нашествия. Под сенью такой славной победы юность короля и его лучших слуг вселяла большую надежду.

Юность Людовика понятие условное, ибо суровый и величественный механизм власти заставляет его присутствовать, возглавлять, представать в роли повелителя, с самого раннего детства, когда просыпающийся рассудок и явное осознание своего достоинства приучают его мало-помалу переходить от видимости власти к ее реальности.

Малыш вершит правосудие с 18 мая 1643 года. Перед смертью Людовик XIII подписал декларацию, ограничивающую власть королевы, когда наступит регентство.

Повелевая, чтобы она «стала регентшей во Франции» и «чтоб она занималась воспитанием и образованием Людовика и Филиппа, а также «администрированием и управлением королевством» до момента исполнения 13 лет старшему сыну, Людовик XIII ограничивал свою супругу вездесущим советом, в который вошли Гастон Орлеанский — получивший звание генерального наместника королевства, принц де Конде — отец победителя при Рокруа, Мазарини, канцлер Сегье, суперинтендант Бутийе и государственный секретарь Шавиньи. Это отняло у регентши всякую верховную власть. Декларация была послушно зарегистрирована в парламенте 21 апреля. А 18 мая, после того, как появилось доверие к намерениям Анны Австрийской — через полтора года она пожаловала должностным лицам верховных палат права дворян первой ступени, — тот же самый парламент пересмотрел так же легко последнюю волю покойного короля. Все проходило согласно старинному церемониалу заседания с королевским креслом. Собрался весь парламент, «все представители палат в робах и шляпах ярко-красного цвета, президенты в мантиях и с бархатными шапочками», вскоре сюда прибыли капитаны гвардий, герцог Орлеанский, канцлер Сегье, наконец, их Величества. На Людовике «была надета фиолетовая роба, его принесли герцог де Жуайез, великий камергер, и граф де Шаро, капитан его гвардии, и посадили в королевское кресло» {105}. Принцы де Конде и де Конти, герцоги, многие прелаты, маршалы и некоторые почетные гости дополняли ассамблею. Как только все расселись по местам и воцарилась тишина, регентша и мадам де Лансак подняли королевское дитя с его трона {176}. Тут Людовик пролепетал невнятно то, что в судебном протоколе перевели так: «Наш повелитель король сказал, что он пришел в парламент, чтобы засвидетельствовать свою добрую волю и что господин канцлер скажет остальное» {105}. Трудно было, согласитесь, ожидать большего от робкого существа, которому не было и пяти лет.

Людовик, бесспорно, был слишком мал, чтобы уловить всю важность события, происшедшего 18 мая. Кто, впрочем, в этот день, мог бы иметь о нем ясное представление? Конечно, не королевский адвокат Талон со своей утомительной и пустой речью. Может быть, Сегье? Может быть, Мазарини? Анна Австрийская заставила покориться Гастона Орлеанского и Конде. Она подобрала совет по своему усмотрению (это открывало большие возможности для Мазарини), могла теперь не считаться с его мнением, отныне совет имеет чисто совещательный характер. В этой игре королевская верховная власть оставалась безукоризненной; абсолютная монархия укреплялась и совершенствовалась. Но у великих вельмож, мало-мальски прозорливых, были причины волноваться, и судейские, которых втянули лишний раз в большую политику, подвергались опасности — дальнейшие события это покажут — и могли дорого заплатить за свою услужливость.

Детство монарха никогда не бывает неорганизованным. Мы иногда думаем, что король пяти или семи лет часть своей повседневной жизни посвящает представительскому креслу, играя роль как актер в комедийном театре. А он не играет, а воплощает в себе короля, он не может раздвоить свою личность. Он всюду король. Он ребенок и король одновременно, не по очереди. Так как он совсем мал, де Жуайез поднял его, усадил в королевское кресло; так как он король, его слова, даже невнятно сказанные, обретут силу закона, а завещание Людовика XIII станет недействительным.