Марк Твен - Личные воспоминания о Жанне дАрк сьера Луи де Конта, её пажа и секретаря

Она продолжала говорить об этом, и видно было, что она очень озабочена.

Тут мы наткнулись на нечто особенно страшное. Это был Бесноватый, зарубленный насмерть в своей железной клетке на площади. Ужасное, кровавое зрелище! Едва ли кто из нас, молодых, видел до тех пор человека, погибшего насильственной смертью; поэтому труп имел для нас какую-то жуткую притягательную силу, мы не могли отвести от него глаз. Так было со всеми, кроме Жанны. Она отвернулась в ужасе и ни за что не хотела подойти. Все, оказывается, дело привычки. Заметьте также, до чего сурова и несправедлива бывает к нам судьба: ей было угодно, чтобы те из нас, кого больше всего притягивало зрелище крови и убийства, прожили свою жизнь мирно; а той, которая испытывала при одном виде крови врожденный глубокий ужас, суждено было ежедневно видеть ее на поле боя.

У нас было теперь о чем поговорить, потому что разорение нашей деревни казалось нам куда более важным событием, чем все, что до тех пор случалось на свете; хотя крестьяне и имели некое смутное понятие о многих исторических событиях, которые принято считать важными, ничто из этого, как видно, не проникало по-настоящему в их толстые черепа. Малое событие, свершившееся на их глазах и близко их коснувшееся, поразило их больше любого отдаленного события мировой истории, известного им только понаслышке. Забавно вспоминать разговоры наших стариков. Как они негодовали и выходили из себя!

- Дожили, нечего сказать! - говорил старый Жак д'Арк. - Надо немедленно известить обо всем короля. Пора ему встряхнуться и взяться за дело!

Это говорилось о нашем молодом короле Карле VII, скитальце, лишенном престола.

- Правильно, - говорил мэр. - Надо дать ему знать, и притом немедленно. Мыслимое ли дело: допускать такие беззакония? Мы не можем спать спокойно, а ему и горя мало! Нет, мы этого так не оставим. Пусть узнает вся Франция!

Послушать их, так можно было подумать, что десять тысяч ранее разграбленных и сожженных селений Франции были досужим вымыслом, и только наша беда - несомненным фактом. Так оно всегда бывает: если в беду попадает сосед, можно отделаться словами, но если попадешь ты сам, тут уж пора королю браться за дело.

Молодежь тоже без конца толковала о случившемся. Мы пасли стада и вели нескончаемые беседы. Мы считали, себя уже взрослыми. Мне было восемнадцать, а другим юношам - на год, на два и даже на четыре больше; пожалуй, что мы и в самом деле были взрослые. Как-то раз Паладин принялся осуждать французских полководцев:

- Взять хоть Дюнуа[8], незаконнорожденного сына принца Орлеанского, а еще называется полководцем! Я бы на его месте... ладно уж, не буду говорить, что я сделал бы. Я хвастать не люблю, я люблю действовать, а болтают пусть другие. Я только говорю: эх, мне бы па его место! А Сентрайль? Или этот хвастун Ла Гир? Ну разве это полководец?

Всех покоробили такие дерзкие суждения о прославленных воинах, которые в наших глазах были почти божествами. Издали они казались нашему воображению гигантскими и грозными фигурами, и было страшно слушать, как их судят, точно простых смертных. Жанна вспыхнула и сказала:

- Не понимаю, как можно так дерзко говорить об этих великих людях. Ведь это столпы Франции, они держат ее на своих плечах и проливают за нее кровь. Я, например, считала бы величайшей и незаслуженной честью взглянуть на них, - конечно, издали; кто я такая, чтобы приблизиться к ним?

Паладин на мгновение смутился, увидав по нашим лицам, что Жанна выразила общее мнение, но тут же с присущим ему самодовольством продолжал ворчать, Жан, брат Жанны, сказал ему:

- Если тебе не нравится, как воюют наши полководцы, отчего бы тебе самому не пойти на войну и не показать, как надо воевать? Ты все только говоришь, что пойдешь, а сам ни с места.

- Легко сказать! - ответил Паладин. - Я тебе сейчас объясню; почему я здесь изнываю без дела, а ведь всем вам известно, что я по природе не таков" Я потому не иду на войну, что я не дворянин. Вот в чем причина. Что может сделать в такой войне простой солдат? Ничего, Он и шага не может ступить самостоятельно. Будь я дворянином, разве я сидел бы тут? Ни одной минуты! Я мог бы спасти Францию! Нечего смеяться, я знаю, на что я способен и какую голову прикрывает простая крестьянская шапка. Я мог бы спасти Францию - и готов это сделать, но не на таких условиях. Если я нужен, пусть за мной пришлют. А нет - пусть пеняют на себя. Я согласен идти только офицером, а иначе и с места не двинусь.

- Несчастная Франция, плохо ее дело! - сказал Пьер д'Арк.

- Чем насмехаться над другими, почему бы тебе самому не пойти на войну, Пьер д'Арк?

- Так ведь за мной тоже еще не присылали. Я тоже не дворянин, как и ты. И все-таки я пойду. Обещаю, что пойду. Я пойду рядовым в твоем полку, когда за тобой пришлют.

Все засмеялись, а Кузнечик сказал:

-- Так скоро? Так тебе, пожалуй, пора собираться. Лет через пять - кто знает? - может, и пришлют. Да, пожалуй, лет через пять вы пойдете на войну.

- Он пойдет раньше, - сказала Жанна; она произнесла это тихо и задумчиво, но многие услышали.

- А ты почем знаешь? - спросил с удивлением Кузнечик,

Но тут заговорил Жан д'Арк:

- И я хотел бы пойти, но я еще молод и могу подождать; я уж лучше пойду с Паладином, когда за ним пришлют.

- Нет, - сказала Жанна, - он пойдет с Пьером.

Это она сказала словно про себя, и никто не услышал ее, кроме меня. Я взглянул на нее и увидел, что вязальные спицы в ее руках остановились, а на лице было странное, отсутствующее выражение. Она шевелила губами, точно шептала что-то про себя, только беззвучно, - я ничего больше не расслышал, хотя стоял к ней ближе всех. Но я насторожился; сказанное ею сильно поразило меня, а я вообще суеверен и очень впечатлителен ко всему необычайному.

Ноэль Рэнгессон сказал:

- Пожалуй, Францию еще можно спасти. Один дворянин в нашей компании есть. Ну что стоит "Школяру" одолжить Паладину свое имя и звание? Тогда он сможет стать офицером. Франция призовет его, и он смахнет всех англичан и бургундцев в море, как мух.

Школяр - это был я. Так меня прозвали за то, что я умел читать и писать. Все хором одобрили его предложение, а Подсолнух сказал:

- Вот и славно! Теперь все улажено. Сьер де Конт, конечно, охотно согласится. Он пойдет за капитаном Паладином как простой солдат и падет смертью храбрых на поле боя.

- Он пойдет вместе с Жаном и Пьером и надолго переживет эти войны и самую память о них, - прошептала Жанна, - а Ноэль и Паладин присоединятся к ним в последнюю минуту, но только не по своей охоте. - Это было сказало очень тихо, и я не был уверен, что расслышал правильно, но так мне послышалось. От таких вещей становится как-то жутко.

- Ну вот, - сказал Ноэль, - дело и уладилось. Все мы идем под начальством Паладина спасать Францию. Ведь вы все, конечно, пойдете?