Марк Твен - Личные воспоминания о Жанне дАрк сьера Луи де Конта, её пажа и секретаря

В тот день, как рассказывают историки, Дюнуа сообщил Жанне, что англичане ожидают подкреплений под командованием сэра Джона Фастольфа[21], а она будто бы повернулась к нему и сказала:

- Гляди же, Дюнуа! Именем Бога приказываю тебе: предупреди меня о его приходе. Если он пройдет без моего ведома, ты поплатишься за это головой!

Может, так оно и было, отрицать не могу, только я этих слов не слышал. Если она в самом деле так сказала, я думаю, что она подразумевала его чин, а не голову. Уж очень это было непохоже на нее - грозить боевому товарищу казнью. Она, конечно, сомневалась в своих военачальниках и имела на то основания: она всегда была за атаку и штурм, а они - за то, чтобы выждать и взять англичан измором. А раз эти опытные старые вояки не верили в ее тактику, они, конечно, старались проводить свою и обходили ее распоряжения.

Зато я слышал нечто такое, о чем историки не знают и не рассказывают. Я слышал, как Жанна сказала, что вражеские гарнизоны на той стороне ослаблены, все переброшено на наш берет, и теперь выгоднее всего сражаться на южном берегу; поэтому она намерена переправиться туда и атаковать предмостные укрепления, - это соединит нас с нашей территорией, и осаду можно будет снять. Генералы тут же начали чинить ей помехи, но им удалось только задержать ее, и то всего на четыре дня.

Весь Орлеан встретил армию у городских ворот и с приветственными криками сопровождал ее по улицам, украшенным знаменами, на отведенные ей квартиры. Убаюкивать солдат не пришлось, они и без того падали с ног от усталости: Дюнуа всю дорогу торопил их нещадно. Целые сутки после этого над городом стоял могучий храп.

Глава XVII. Сладкие плоды горькой истины

Когда мы вернулись, нам, младшим чинам, был готов завтрак в нашей столовой; семья хозяина оказала нам честь и разделила его с нами. Добрый старый казначей и его семья хотели послушать о наших приключениях. Никто не просил Паладина рассказывать, но он сам начал; получив чин выше всех нас, кроме старого д'0лона, который ел отдельно, Паладин не оказывал ни малейшего уважения нашему дворянскому званию и брал слово прежде нас, когда ему заблагорассудится, - то есть всегда. Таков уж он уродился. Итак, он сказал:

- Благодарение Богу, войско в отличном состоянии. Я никогда еще не видел таких отборных животных.

- Животных? - воскликнула мадемуазель Катрин,

- Я сейчас объясню, что он хочет сказать, - вмешался Ноэль. - Он...

- Не трудись объяснять за меня, - сказал надменно Паладин. - Я имею причины думать...

- Вот он всегда так! - продолжал Ноэль. - Когда он считает, что имеет причины думать, он уверен, что думает, - но это заблуждение. Он не видел армии. Я наблюдал за ним: он ее не видел. У него был приступ его застарелой болезни.

- Какой болезни? - спросила Катрин.

- Осторожности, - не удержался я вставить словечко.

Это вышло неудачно. Паладин сказал:

- Тебе ли осуждать людей за осторожность, когда ты валишься из седла от ослиного рева.

Все засмеялись, а я пожалел, что поторопился съязвить. Я сказал:

- Так уж и из-за рева! Это не совсем справедливо. Я просто разволновался, вот и упал.

- Назовем так, если хочешь, мне все равно. А как вы считаете, сьер Бертран?

- Я? Да как ни назови, это было, по-моему, простительно. Все вы уже научились биться в рукопашных схватках и выходите из них с честью. А вот так проехать перед самой пастью смерти, не подымая меча, да еще в полной тишине, без барабанного боя, без песни - это очень трудное испытание. На твоем месте, де Конт, я бы прямо назвал, что это было за волнение, стыдиться тут нечего.

Это были разумные слова, я был за них благодарен - они давали мне возможность поправиться, и я сказал:

- Страх, вот что это было; спасибо, что надоумили сознаться.

- Вот так-то честнее и лучше, - заметил старый казначей. - За это я тебя хвалю, мой мальчик.

Я совсем ободрился, а когда Катрин сказала: "И я тоже", я был даже рад, что попал в эту историю.

Сьер Жан де Мец сказал:

- И я слышал, как заревел осел среди полной тишины. Мне кажется, что каждый молодой боец мог испытать это самое... волнение.

Он обвел всех пытливым и дружелюбным взглядом, и каждый, на кого он посмотрел, утвердительно кивнул. Кивнул даже Паладин. Это всех удивило и делало честь нашему Знаменосцу. Он поступил умно: никто не поверил бы, что он способен честно сознаться в чем-либо без особой подготовки, а тем более в таких вещах. Вероятно, он хотел произвести хорошее впечатление на хозяев. Старый казначей сказал:

- Чтобы проехать мимо укреплений, как пришлось вам, требуется мужество особого рода - это вcе равно что встретиться с привидениями. Как ты думаешь, Знаменосец?

- Не знаю, сударь. Я, например, был бы не прочь повстречаться с привидением.

- Неужели? - вскричала хозяйская дочь. - У нас они водятся. Хотите испытать себя? Хотите?

Она была так мила, когда это спрашивала, что Паладин, не задумываясь, сказал: да, он хочет. Остальные не решились признаться, что робеют, и один за другим вызвались идти, с бодрым видом и замирающим сердцем, - и оказалось, что все хотят. Девушка от радости захлопала в ладоши, а родители, тоже очень довольные, сказали, что привидения у них в доме отравили жизнь нескольким поколениям, и до сих пор не находилось храбреца, который решился бы встретиться с ними и спросить, почему они не находят себе покоя в могиле, - тогда хозяева дома знали бы, как помочь бедным призракам найти успокоение.

Глава XVIII. Боевое крещение Жанны

Однажды, около полудня, я беседовал с госпожой Буше; все было спокойно, как вдруг вбежала взволнованная Катрин и крикнула:

- Спешите, спешите! Дева только что задремала в кресле у меня в спальне, но вдруг вскочила и закричала: "Французская кровь льется! Оружие! Дайте мне оружие!" Ее великан стоял на часах у дверей, он привел д'0лона, и тот сейчас надевает на нее доспехи, а мы с великаном стали сзывать ее штаб. Спешите к ней и будьте при ней неотлучно. Если вправду будет бой, удерживайте ее, не подвергайте опасности. Лишь бы солдаты знали, что она тут, - этого довольно. О, не пускайте ее в бой!

Я пустился бегом, но успел заметить иронически - я это люблю, и говорят, ирония неплохо мне удается:

- Ничего нет легче, будьте спокойны!

На другом конце дома я встретил Жанну в полном вооружении, она спешила к выходу и говорила:

- Льется французская кровь, а мне ничего не сказали!

- Клянусь, я не. знал об этом, - сказал я, - мы не слыхали ни о каких боях, все спокойно, ваша светлость.

- Ну так сейчас услышишь,- сказала она и ушла.

И действительно, вы не успели бы сосчитать до пяти, как тишина нарушилась быстро нараставшим шумом: цоканьем копыт, топотом множества ног, хриплыми словами команды; вдали глухо зарокотали- пушки: "бум! бум! бум!" и людская лавина пронеслась уже возле самого нашего дома.