Марк Твен - Приложения к книге Пешком по Европе

- Не сдавайся, Нашлепка!

От этого задорного возгласа публику еще больше разобрало и десяток голосов подхватил:

- Не сдавайся, Нашлепка! Всыпь ему!

- Кто больше? Раз - шестьсот! Два - шестьсот! И - последний раз..

- Семьсот!

- Урра! Молодчина, Костыль! - крикнули из толпы.

И другие подхватили и закричали хором:

- Ура Костыль! Молодчина Костыль!

- Правильно, господа! Вот это по-настоящему! А ну, кто больше?

- Тысяча!

- Трижды ура Нашлепке! Задай ему перцу, Костыль!

- Кто больше? Кто больше?

- Две тысячи!

А пока толпа надрывалась и выла от восторга, Костыль бормотал про себя: "Кому это так понадобились эти дурацкие книжки? Ну да все равно, не видать их ему как своих ушей. Гордость Германии сохранит свою библиотеку, хотя бы мне пришлось разориться дотла, чтобы купить ее для него".

- Кто больше? Кто больше?

- Три тысячи!

- А ну-ка, выпьем все за Зеленую Нашлепку! Ур-p-pa! А пока они пили. Нашлепка бормотал: "Этот калека, видно, сбрендил; но все равно - старый ученый получит свою библиотеку, хотя бы мой кошелек совсем отощал".

- Кто больше? Кто больше? Кто больше?

- Четыре тысячи!

- Урра!

- Пять тысяч!

- Урра!

- Шесть тысяч!

- Урра!

- Семь тысяч!

- Урра!

- Восемь тысяч!

- Отец, мы спасены! Говорила я тебе - Дева Мария сдержит свое слово.

- Да будет благословенно ее святое имя! - сказал старый ученый с глубоким волнением. Толпа ревела:

- Ура! Ура! Ура! Не сдавайся, Нашлепка!

- Кто больше? Кто больше?..

- Десять тысяч! - Из-за царившего в зале возбуждения Недам совсем забылся и прокричал это, не изменив голоса. Брат тотчас же узнал его и пробормотал под рев и шум в зале:

"Ага, это ты, дурачина! Так получай свои книжки, уж я то знаю, на что она тебе сдались!"

Сказав это, он незаметно удалился, и аукцион пришел к концу

Недам пробрался сквозь толпу к Хильдегард, шепнул ей что-то на ухо и тоже скрылся. Старый ученый обнял дочь и сказал:

- Поистине, божья матерь сделала больше, чем обещала. Дитя, у тебя теперь богатое приданое. Подумай только, две тысячи золотых!

- Более того, - воскликнула Хильдегард. - Она и книги тебе вернула, незнакомец шепнул мне, что купил их не для себя. "Пусть славный сын Германии владеет ими по-прежнему", - сказал он. Мне хотелось узнать, как его зовут, поцеловать его руку, испросить у него благословения, - но то был ангел, посланный Девой; а мы, смертные, недостойны обращаться к тем, кто обитает в горних высях.

В. Немецкие газеты

Газеты, выходящие в Гамбурге, Франкфурте, Бадене, Мюнхене и Аугсбурге, строятся все по единой схеме. Я беру эти газеты, потому что знаю их лучше. В них нет передовых статей, нет сообщений частного характера, - а это скорее достоинство, чем недостаток; нет отдела юмора; нет полицейской хроники; нет донесений из зала суда; нет сообщений о боксерских встречах и прочих собачьих драках, о скачках, состязаниях в ходьбе и стрельбе, о регатах и других спортивных событиях; нет застольных речей; нет "Смеси", представляющей окрошку из фактов и сплетен; нет отдела "По слухам", где речь идет о ком-то и о чем-то; нет гаданий и пророчеств о ком-то и о чем-то, нет списка патентов, выданных и выправляемых, нет вообще ничего по этой части; нет критики властей предержащих, как выше-, так и нижестоящих, ни жалоб по их адресу, ни восхвалений; нет субботних столбцов на душеспасительные темы, ни понедельничного пересказа воскресных прокисших проповедей; нет "Предсказаний погоды"; нет "Хроники", приподнимающей завесу над тем, что творится в городе; нет вообще местного материала, кроме сообщений о разъездах высочайших особ или же о предстоящем заседании некоего совещательного органа.

После такого сокрушительного перечня всего, чего мы не находим в немецкой газете, возникает вопрос: а что же в ней есть? Ответить на это легче легкого: горстка телеграмм - преимущественно о европейских политических событиях, национальных и международных; письма и донесения корреспондентов на те же темы; биржевые отчеты. Только и всего. Вот из чего состоит немецкая газета. Немецкая газета это самое бездарное, самое унылое и тоскливое порождение ума человеческого.. От наших отечественных газет читатель частенько приходит в ярость, тогда как от немецких он только тупеет. Так, первоклассные немецкие газеты охотно оживляют свои унылые столбцы - вернее, думают, что оживляют, - какой-нибудь заковыристой, бездонно-глубокой литературно-критической статьей, статьей, которая уводит вас вниз-вниз-вниз, в недра ученых изысканий, ибо чем немецкая газета хочет блистать, так это своей ученостью. И когда вы наконец выплываете наверх и снова дышите чистым воздухом и радуетесь благодатному свету дня, вы решаете единогласно и при отсутствии воздержавшихся, что литературная критика негодное средство для оживления газеты.

Иногда вместо критической статьи первоклассные газеты преподносят вам то, что считается у них бойким и веселым фельетоном, - на тему о погребальных обрядах у древних греков, или о способах бальзамирования мумий в древнем Египте, или об основаниях, позволяющих думать, что у некоторых народов, населявших землю до всемирного потопа, существовали известные предубеждения относительно кошек. Это небезынтересная тема; это не лишенная приятности и даже увлекательная тема, - но только пока она не попала в руки одного из этих ученых гробокопателей. А тогда вы убеждаетесь, что и самую увлекательную тему можно трактовать так, чтобы у вас испортилось настроение.

Как я уже говорил, обычная немецкая газета состоит сплошь из корреспонденции; ничтожная их часть передается по телеграфу, остальные приходят по почте. Каждая корреспонденция снабжена подзаголовком - Лондон, Вена или какой-нибудь другой город, и датой отправления. Перед названием города ставится буква или знак, удостоверяющие личность корреспондента, чтобы в случае надобности его можно было разыскать и повесить. Из знаков в ходу звездочки, крестики, треугольнички, полумесяцы и т. п.

Иные газеты прибывают слишком быстро, другие слишком медленно. Так, газета, на которую я подписался в Гейдельберге, успевала постареть на сутки, пока добиралась до моей гостиницы. И наоборот, одна из вечерних газет, которые я получал в Мюнхене, приходила на сутки раньше срока.

Некоторые не слишком солидные газеты печатают в своих подвалах, в подражание французским, романы с продолжениями - в день по чайной ложке. Чтобы составить себе понятие, как развивается сюжет, надо подписаться по крайней мере лет на пять.

Спросите коренного мюнхенца, какая газета считается у них лучшей, и он вам скажет, что в Мюнхене имеется только одна хорошая газета-та, что выходит в Аугсбурге, за сорок- пятьдесят миль от баварской столицы. Это все равно что сказать, что лучшая нью-йоркская газета выходит в Нью-Джерси. Да, аугсбургская "Альгемайне цайтунг" действительно "лучшая мюнхенская газета", и ее-то я и имел в виду, когда говорил о "первоклассных немецких газетах". Даже развернутая во всю ширину, она покажется вам меньше одной страницы нью-йоркского "Геральда". Текст, как и полагается, напечатан с обеих сторон листа, но шрифт такой крупный, что весь материал для чтения, набранный шрифтом "Геральда", уместился бы на одной его странице, и осталось бы еще место для объявлений и доброй части завтрашнего номера.