Коллектив авторов - Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность

Поэтому Кремль не возражал против действий американских бизнесменов другого типа, готовых идти на риск, совершенно не маскируя свои частные интересы. Одним из таких предпринимателей, активно пытавшимся закрепиться на Дальнем Востоке, был американский нефтепромышленник Гарри Синклер. Он получил концессию на разведку нефти на Северном Сахалине, оккупированном в то время японскими войсками, с перспективой в дальнейшем построить там базу снабжения американского военного флота. Конечно, действовать Синклеру японцы не дали (тот для начала концессии должен был выполнить на Сахалине определенный объем работ, но японцы, заявляя о своих претензиях к СССР, этому препятствовали), но его договор с советскими властями определенно задевал и пугал японские концессионные компании, уже осевшие в северной (т. е. советской) части острова [785]. Резонанс конфликта дошел до японского парламента и в итоге привел к признанию того, что «…Японии не остается ничего, как последовать примеру Америки и мирным образом обеспечить себе экономическое сотрудничество с СССР» [786].

В середине 1920-х советский дипломат Григорий Беседовский, отправляясь в Японию, получил от руководства НКИД четкие указания о том, как, используя противоборство в японской верхушке, играть на заинтересованности японских фирм в получении все бо́льших концессионных преимуществ: «по нашим сведениям, японцы возлагают большие надежды на нефтяную концессию, которая, по мысли морского генерального штаба, должна явиться нефтяной базой японского флота в случае войны с Соединенными Штатами» [787](важно отметить, что это анализ ситуации весны 1926 г.), – т. е. не прошло и пяти лет, как мысль о превращении Северного Сахалина в нефтяную базу флота стали развивать и японские военно-морские стратеги.

В середине 1920-х годов, параллельно действиям японских концессионеров, началось быстрое освоение нефтяных месторождений Северного Сахалина и советскими производственными учреждениями – уже в 1925 г. была проведена комплексная горно-геологическая экспедиция под руководством Н. А. Худякова. Открытие Охинского нефтяного месторождения стало одним из больших успехов новой власти [788]. С 1928 г. началось планомерное освоение нефти Сахалина (первая партия нефтяников прибыла из Грозного), причем силы освоения было решено сконцентрировать в одних руках созданием общесоюзного треста «Сахалиннефть» [789].

Японские концессии в Северном Сахалине активно действовали даже в период «второй (сталинской) национализации» конца 1920-х – начала 1930-х годов. Им удалось к концу 1930-х годов выйти на уровень годовой добычи в 180–200 тыс. тонн (при годовой потребности Японии в нефти в 5 млн тонн). Интересно, что подчас непростое соседство советских и японских нефтепредприятий в северной части Сахалина (и связанные с этим проблемы) проявлялось и в таких моментах, как государственная безопасность. В 1935 г. Л. Д. Троцкий писал своему сподвижнику К. Б. Радеку, что «нам придется уступить Японии сахалинскую нефть и гарантировать ей поставку нефти в случае войны с Америкой» (по материалам НКВД) [790]. Только на этих условиях, по мнению Троцкого, можно было рассчитывать на поддержку Токио в борьбе за власть в СССР (стоит особо отметить, что Троцкий использовал доводы, сходные с соображениями наркома иностранных дел Г. В. Чичерина середины 1920-х годов, но уже в иной трактовке).

По мере роста своего промышленного потенциала и международного влияния Москва с конца 1930-х годов начала все громче и настойчивей требовать от Токио сворачивания дел на Северном Сахалине, тем более что в условиях роста напряженности в двусторонних отношениях нетерпимость к японскому присутствию нарастала. Конфликты в отношениях между СССР и Японской империей вспыхивали все чаще (бои у озера Хасан в 1938 г., локальная война на р. Халхин-Гол в 1939 г.). Представляется, что Сталин мог пойти на применение силовых мер против японского присутствия на советской территории, однако, пользуясь сближением ряда советских позиций с немецкими и открывшимися новыми возможностями, он в ноябре 1940 г. поставил перед Гитлером непременное условие – Япония (как союзник Третьего рейха) должна сама отказаться от своих концессий (речь шла об условиях возможного советского присоединения к «державам оси») [791]. Японцы в ответ жаловались на то, что советские власти создают им трудности, но делали из этого неожиданные выводы – вплоть до предложения весной 1941 г. выкупить у СССР Северный Сахалин с целью добыть там не менее 2 млн тонн нефти (при годовой добыче примерно 200 тыс. тонн) [792]. Реакция Молотова – «это что, шутка?» – ясно отражала советскую позицию, тем более что Москва приготовила свой, зеркальный вариант решения проблемы – ликвидация концессий в обмен на компенсацию и последующие поставки в течение 5 лет 1,5 млн тонн нефти. Это не устроило уже Токио, полагавшего, что концессии позволят выкачать гораздо больше углеводородов [793]. Данная проб лема не была решена вплоть до окончания Второй мировой войны.

Для японского правительства, усердно пытавшегося разрешить проблему нехватки нефти в конце 1930-х – начале 1940-х годов, месторождения советского Северного Сахалина имели важное, но все же ограниченное значение (японские фирмы, работавшие на острове, оценивали значение сахалинской нефти в 3,5 % от годового потребления Японии). Совсем иной, значительный интерес вызвали нефтепромыслы Нидерландской Индии (современная Индонезия), имевшие развитую инфраструктуру всего производственного цикла и значительные масштабы нефтедобычи. Как результат – переориентация японской военной машины на решение нефтяной проблемы в южном направлении, в сторону нефтепромыслов Борнео [794]. Это, в свою очередь, потребовало спланировать удар по гарантам колониальных владений в Тихом океане – Британии и США, тем более что эти страны (особенно США) установлением нефтяного эмбарго в отношении Японии фактически подтолкнули Токио к силовому решению проблемы. Следует отметить, что в японской историографии тема вторичности политики Токио в преддверии Второй мировой войны достаточно популярна – еще в 1959 г. обрел форму следующий политический тезис – «…получается, что правящий класс Японии в целом не несет никакой ответственности за агрессию. Виновата, оказывается, “международная тенденция”, которая изолировала Японию» [795]. Таким образом, США, прекратив продажу нефти Японии для того, чтобы остановить агрессивную военно-политическую активность Токио в АТР, вынудили Японию перейти к активным действиям, в первую очередь, против самих Соединенных Штатов.

Таким образом, в нефтеполитике Японии 1920–1930-х годов, во многом определявшей военно-политические планы Страны Восходящего Солнца в целом, следует выделить два отдельных направления – с одной стороны, Токио старался как можно дольше, на длительный срок (от 40 до 50 лет), удержать за собой нефтяные концессии на Северном Сахалине с одновременным максимальным увеличением добычи углеводородного сырья. В этом вопросе Япония придерживалась, так сказать, «оборонительной» тактики («оборона» от настойчивых советских требований пересмотреть условия и сроки концессионных договоров). Вторым направлением был активное японское стремление к нефтяным месторождения Юго-Восточной Азии, и здесь Токио был готов действовать мерами уже «наступательного» характера.