Коллектив авторов - Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность

Появление в советской прессе большого количества позитивных, даже хотя бы чисто информационных, нейтральных по тону сообщений о жизни стран-союзниц, конечно, не могли не найти отклика в сознании советских людей. Вряд ли соответствующие инстанции не понимали этого (отсюда многочисленные ограничения, например, на распространение журнала «Британский союзник»), но в данном случае сделать ничего не могли.

Весной 1943 г. в Институт экономики АН СССР была представлена докторская диссертация Н. И. Сазонова [317]«Введение в теорию экономической политики». По мнению автора диссертации, соглашения и договоры с Англией и США «открывают широчайшие перспективы международного экономического сотрудничества» [318]. Диссертант выступал за отказ от монополии внешней торговли и привлечение в экономику страны иностранных капиталов. Вывод рецензента: «автор пытается теоретически обосновать необходимость возвращения России в систему капиталистических государств . Обстановка, созданная войной, как видно, начинает формировать определенную идеологию и с этой стороны работа заслуживает внимания» (курсив мой. – А. Г. ) [319].

Материалы диссертации, равно как и рецензии на нее, попали в Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП (б) (УПА ЦК ВКП (б)), и там предложениям Сазонова была дана весьма жесткая политическая оценка: «Автор представляет собой певца капиталистического строя и проповедника реставрации капитализма в СССР… является мракобесом, восхваляющим реакционный, в том числе и колониальный империализм» [320]. В результате автор признал свои «ошибки», а диссертация была снята с защиты. Тем не менее, через год в развернутом письме на имя секретаря ЦК А. С. Щербакова глава УПА ЦК ВКП (б) Г. Ф. Александров в разделе, посвященном развитию экономических наук, еще раз вспомнил о диссертации Сазонова, «в которой проводится идея реставрации капитализма в СССР» [321].

В справке ЦК ВКП (б) о настроениях интеллигенции в только что освобожденном Харькове (весна 1943 г.) содержатся любопытные высказывания. По мнению профессора Харьковского университета Терещенко, «в политической жизни страны должны произойти, да, собственно, уже происходят, серьезные изменения». Он считал, что «изменения должны будут пойти дальше, в частности, в сторону демократизации жизни страны…». Доцент Селигеев в какой-то степени предвосхитил столь популярную впоследствии теорию конвергенции: «В процессе грядущего восстановления будет происходить то, что можно было бы назвать диффузией: лучшие мысли, идеи западной культуры не только в сфере науки и техники, но и в области морали и политики, в области мировоззрения неизбежно начнут проникать к нам и наложат свою печать на всю нашу жизнь». Любопытен вывод, который сделал автор справки: «Целый ряд ученых, в прошлом преклонявшихся перед западноевропейскими порядками и культурой, не понимая характера антигитлеровской коалиции, впадают в апологетику буржуазно-демократической политики и культуры» [322].

Любопытно, что военный корреспондент Д. В. Фибих чуть раньше, в январе 1943 г., с употреблением того же термина «диффузия», писал в своем дневнике: «Рассуждения (в редакции армейской газеты. – А. Г. ) о будущем устройстве Европы. Возможна ли социальная революция? Я первый высказал предположение, что сейчас не исключена возможность своеобразной диффузии – каких-то новых форм государственного устройства, постепенного перерастания западноевропейской демократии в советские республики. Два года назад эта точка зрения была бы расценена как контрреволюционная ересь. Сейчас наши редакционные политики вполне согласились со мной» [323]. Очевидно, что Фибих имел в виду скорее обратный процесс, чем вышеупомянутый доцент Селигеев, – влияние советского строя на западноевропейскую демократию. Но в обоих случаях речь шла о сближении двух систем – перспективе, которая была исключена с началом «холодной войны».

И не случайно в справке с многозначительным заглавием «О некоторых фактах нездоровых явлений и вывихов в области идеологии», подготовленной в феврале 1944 г. для А. С. Щербакова, утверждалось, что партийные органы занимались в годы войны преимущественно промышленными предприятиями, «упустив из поля зрения многочисленные кадры интеллигенции, работающие в столице на самых разнообразных участках идеологического фронта… в результате запущенности работы с интеллигенцией мы имеем большое количество фактов, говорящих о том, что за последнее время имеется ряд идеологических выводов и извращений» [324].

По большей части представители интеллигенции надеялись на эволюционные изменения к лучшему в результате политического взаимодействия СССР со своими союзниками; но встречались и более радикальные предположения. Уже в 1943 г. в материалах НКВД и НКГБ появляются утверждения о том, что «внутренняя оппозиция» переориентировалась в борьбе с советской властью с Германии на Англию и Америку. Арестованный (и впоследствии расстрелянный) директор ремонтно-строительной конторы ленинградец В. С. Карев говорил на допросах: «в результате войны СССР и Германия будут настолько обессилены, что им придется полностью капитулировать перед англо-американским блоком. Тогда с помощью Англии и Америки внутренние силы контрреволюции поднимут восстание… если убить Сталина, в правительстве будет замешательство и народ восстанет против советской власти, а в это время нам помогут Англия и Америка». Заместитель начальника Ленгорпромстроя Л. Г. Юзбашев утверждал: «Мы в основном должны надеяться на вмешательство извне, потому что США и Англия при их могуществе не будут долго нас терпеть, они либо постараются уничтожить этот порядок, либо нас совершенно изолируют» [325].

В феврале 1945 г., рассуждая о последствиях войны, Л. В. Шапорина высказала убеждение, что «военная интеллигенция, ведущая так блестяще войну, должна сказать свое слово, народ, проливающий свою кровь, должен выйти из рабства. И кроме того, западному миру нужен наш рынок» [326].

Конечно, подобные мнения вряд ли преобладали. Существовали (и, возможно, были более распространены, но реже попадали в материалы НКГБ) гораздо более лояльные с точки зрения власти настроения. Так, писатель Вс. Вишневский 28 января 1943 г. записал в дневнике: « Непрерывное обсуждение проектов послевоенного устройства мира. Существует ряд конкретно разработанных планов… СССР должен прийти к “круглому столу”, имея максимальные ресурсы и наиболее выгодные военные и политические позиции. Воля СССР должна быть осуществлена!» [327]16 марта 1943 г. в блокадном дневнике Г. А. Князева появилась такая запись: «идет смертная борьба между “новым по рядком” Гитлера и коммунизмом Ленина – Сталина. Третьи – буржуазные демократы Англии и Америки – покуда поддерживают противников Гитлера (но отнюдь не коммунистов). Борьба между первыми двумя системами идет смертельная, тотальная, на взаимоуничтожение. По-видимому, этого и ожидают втайне третьи… я твердо уверен, что трудным путем, но человечество идет к единой мировой трудовой федерации – Союзу Советских социалистических республик всего мира» [328]. О том же размышлял и М. М. Пришвин в августе 1944 г.: «Начинает мелькать перспектива на будущее: наши по беды за границей будут сопровождаться формированием новых членов СССР: Польши, Чехии, Румынии, Югославии и самой Германии». Через год, уже в августе 1945 г., он был еще более категоричен: «Если понимать большевизм в России как силу возмездия за нарушенную правду жизни в Первой мировой войне, то из Второй мировой войны неминуемо должен выйти во всем мире социализм» [329].