Коллектив авторов - Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность

Многие западные историки занимают позицию, прямо противоположную тезису Самсонова. По их мнению, советская победа под Сталинградом была результатом не массового героизма советских солдат, но массового террора советского государства [382]. Энтони Бивор в частности клеймит «почти невероятное пренебрежение советской системы к людям». Британский историк изображает боевые действия в Сталинграде не только как столкновение между немцами и русскими, но и как войну, которую советское руководство вело против своего собственного населения. С точки зрения Бивора, одна цифра особенно ярко иллюстрирует презрение сталинского режима к человеку: «около 13 500» смертных приговоров в отношении красноармейцев, не желавших воевать, были приведены в исполнение в одной только 62-й армии генерала Чуйкова. Бивор упоминает эти казни уже в предисловии к своей книге, а завершает он ее размышлениями о безвестных могилах многих тысяч советских солдат, расстрелянных в Сталинграде по приказу Чуйкова [383]. Правда, привести убедительных доказательств этому он не может. Военный историк Джон Эриксон, на которого Бивор ссылается, говорит без указания источника о «якобы» расстрелянных 13 500 солдатах [384].

Без проверки воспроизводимые Бивором и другими исследователями слухи о массовых расстрелах, якобы шедших на советской стороне Сталинградского фронта, сформировали представления о битве на Волге, господствующие сегодня на Западе. Достаточно вспомнить, например, кинофильм «Враг у ворот» (“Enemy at the Gates”, 2001), в первых кадрах которого прибывающих в Сталинград солдат 284-й стрелковой дивизии без достаточного вооружения и боеприпасов бросают на передний край. Когда атака захлебывается и солдаты бегут назад, их косит пулеметным огнем заградительный отряд НКВД. Насколько далека эта картина от действительности, показывают многочисленные интервью, собранные в этой книге, в том числе две беседы с военнослужащими той самой 284-й стрелковой дивизии – майором Николаем Аксёновым и известным снайпером Василием Зайцевым, который и стал главным героем фильма «Враг у ворот» [385]. По их словам, дивизия была хорошо снабжена оружием; переправу через Волгу она осуществила ночью, а не днем, как утверждает фильм, и имела при этом небольшие потери – в отличие от фильма, который показывает акт переправы как страшную и бессмысленную резню. Ни один из собеседников из 284-й стрелковой дивизии не упоминает массовую расправу со стороны особистов НКВД, хотя карательные акции особых отделов на фронте отнюдь не являются табу в сталинградских интервью.

Высказывания очевидцев совпадают с опубликованными сведениями из секретных архивов о деятельности заградотрядов в районе Сталинграда. В соответствии с Приказом № 227 1 августа 1942 г. на Сталинградском и Донском фронтах был образован 41 заградительный отряд. К концу сентября они задержали 45 465 бегущих солдат. 699 были арестованы, из них 664 «труса, паникера и самострела» расстреляны на месте. Еще 1292 направлены в штрафные роты и батальоны. Подавляющее большинство дезертиров, 41 472 рядовых, были возвращены в свои части [386]. Эти цифры указывают на огромные проблемы с дисциплиной в Красной армии, стоявшие особенно остро во время первой, оборонительной фазы Сталинградской кампании. Кроме того, из этих источников становится ясно, что перед частями НКВД, работавшими за линией фронта с целью предотвращения дезертирства, стояли две различные задачи.

Во-первых, они должны были задерживать солдат, самовольно покинувших поле боя, и предотвращать распространение подобного рода поведения на другие части: «Сегодня во время наступательного прорыва противника две роты 13-й Гв. с.д. дрогнули и начали отступать», – говорится во внутренней сводке НКВД от 23 сентября 1942 г. «Командир одной из этих рот, лейтенант Миролюбов, также в панике бежал с поля боя, оставив роту. Заградительный отряд 62-й армии задержал отступление подразделений и восстановил положение». Еще в одном донесении сообщается о том, как заградотряд открыл огонь по отступавшим частям, а в третьем уточняется, что сотрудники НКВД целились поверх голов [387].

Вторая задача состояла в разделении задержанных на благонадежных и неблагонадежных. В результате допросов офицеры НКВД должны были выявить «явного врага»: неисправимых трусов и «антисоветские элементы». С ними надлежало «расправляться железной рукой». С другой стороны, на допросе могло обнаружиться, что солдаты поддались «минутной слабости – чаще всего являющейся следствием непривычки к боевой обстановке, – и будут действовать в дальнейшем мужественно, энергично, достойно» [388]. Подобное политическое «прочтение» личности точно вписывалось в систему преследования «врагов народа» во время сталинского террора довоенных лет с одной лишь поправкой на то, что до войны репрессии носили более суровый характер: лишь немногим из попавших в руки к НКВД удавалось избежать отправки в ГУЛАГ [389]. По мере эскалации военных действий росла потребность режима в солдатах: для пополнения армии он был вынужден даже выпускать узников ГУЛАГа [390].

Если Бивор и другие ссылаются на «тоталитарный» террор советской военной машины и поглощение индивидуального солдата, то сходный, но более утонченный либеральный тезис ряда российских и западных исследователей гласит о том, что хотя партия и советское общество противостояли друг другу, в военные годы произошло временное освобождение последнего от оков сталинского режима. Российский литературовед Лазарь Лазарев, сам прошедший войну, говорит о «спонтанной десталинизации»; он и другие авторы указывают на послабления в интеллектуальной сфере и на то, что даже партийная газета «Правда» после начала войны стала правдивее в своих репортажах [391]. Василий Гроссман известен как главный сторонник этого взгляда: в качестве военного корреспондента осенью 1942 г. он провел в охваченном боями городе на правом берегу Волги больше времени, чем все остальные из посланных туда корреспондентов. Своим великим документальным романом «Жизнь и судьба» (1950–1959) [392]Гроссман воздвиг памятник красноармейцам – участникам Сталинградской битвы. Разрушенный город предстает в романе парадоксальным образом – как место свободы: партийный аппарат, который размещается в штабе армии, на безопасном расстоянии от зоны боев, утратил контроль над городом. Там, среди руин, распались крепостные узы, возникли анархистские кружки. Таким образом, в романе Гроссмана рассказывается, как в осажденном Сталинграде на короткое время вспыхивает пламя человеческой свободы, а затем снова угасает, когда после победы над немцами сталинское государство возвращает общество под свой контроль.