Коллектив авторов - Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность

В новых условиях Зайончковский попал в категорию «бывших людей», что фактически закрывало перед ним военную карьеру и серьезно осложняло получение высшего образования. В 20-х годах работал пожарным, служащим на железной дороге, рабочим на машиностроительном заводе. В эти годы происходит интенсивная «советизация» его социального поведения и, очень возможно, мышления. Его племянник Б. С. Гудков вспоминает: «А в конце 1920-х гг., в дни знакомства с моими родителями, дядя Петя предстал перед ними уже искренним строителем социализма, убежденным атеистом, да не просто атеистом, а неистовым безбожником, участником начинавшейся кампании коллективизации и искоренения кулачества как класса» [442]. В 1931 г. вступил в партию. По мнение Й. Хелльбека, весьма вероятно, что Зайончковский фальсифицировал свою биографию, утаив свое дворянское происхождение [443]. В 1937 г. он сумел окончить экстерном исторический факультет Московского института философии, литературы и истории (МИФЛИ). В 1940 г. защитил диссертацию под руководством академика Ю. В. Готье на тему «Кирилло-Мефодиевское общество (1846–1847)».

В декабре 1941 г. Зайончковский добровольцем ушел в армию. Первое время работал лектором в Новосибирске, затем настоял на переводе на фронт, получил назначение в 66-ю армию, принимавшую участие в Сталинградской битве, инструктором по работе среди войск противника. Мотивируя свой поступок, в письме к родным историк проводит параллель с войной 1812 г.: «Буквально с детских лет я воспитывался на героике войны 1812 года, и теперь, когда 1812 г. повторился, я считаю необходимым быть там» [444]. Теперь Зайончковский стремился «драться, как говорили в старину, “за русский народ, за землю русскую”». Историк подготовил брошюру про войну с Наполеоном. В письме от 21 апреля 1942 г. он описывает, как читал лекцию, посвященную Отечественной войне 1812 г.: «Сегодня в одном из воинских подразделений читал лекцию на тему “Отечеств[енная] война 1812 г.” Несмотря на то, что эту лекцию я читал не менее десятков раз, я все же испытываю всегда радостное чувство. Это – героическая эпопея великого русского народа, оказавшая огромное влияние на весь дальнейший ход историч[еского] развития. Особенно актуальна она сейчас, когда снова идет борьба за русскую землю, за существование русского народа» [445].

Параллели с 1812 г. находим и в интервью историка, данном им Комиссии И. И. Минца. В этом интервью немецкий генерал-майор Эрнст Макс фон Ленски, при капитуляции прощавшийся со своими солдатами, сравнивается с Наполеоном, прощавшимся со старой гвардией [446].

Представляется, такое личностное отношение к войне 1812 г. имело под собой и глубокие социально-психологические основания. Образ 1812 г. для выходца из военной семьи, наследника, пусть и фактически отрекшегося, дореволюционных традиций, имел особое значение. Героика войны с Наполеоном являлась одним из важнейших элементов корпоративной памяти дореволюционной императорской армии. Ценности военной семьи, впитанные Зайончковским с детства, давали о себе знать. Поэтому актуализация героического образа борьбы с Наполеоном играла колоссальное символическое значение, причем не только для морального удовлетворения историка, увлекавшегося историей XIX в. Возрождение культа героев 1812 г. в определенной степени являлась своеобразной реабилитацией дореволюционной армии, т. е. той общественной корпорации, выходцем из которой был Зайончковский. Война, таким образом, становилась условием, которое позволяло ему не стыдиться своего прошлого. А к обретенной советской идентичности присовокупить еще и дореволюционную идентичность, пусть и не слишком акцентируемую. Теперь Зайончковский мог с удовлетворением заявить в интервью, что погоны, т. е. символ дореволюционной армии, вернули в 1943 г. [447]Более того, он теперь мог практически открыто признаваться в своем военно-дворянском происхождении, что и делается в интервью.

Конечно же, случай Зайончковского во многом уникален в силу комбинации ряда социальных и биографических факторов. Тем не менее, он ярко демонстрирует феномен «присвоения» («переживания») истории фронтовиком.

Итак, история стала мощным и действенным орудием пропаганды в годы Великой Отечественной войны. Образы прошлого были актуализированы в массовом сознании через различные каналы передачи информации: публичные лекции, школьные учебники, фильмы, радиопередачи, книги и брошюры. Особую роль сыграли работники политических управлений армии и тыла. Такая пропаганда оказалась действенной не только в поднятии боевого духа и формировании образа врага, но и в значительном повышении интереса фронтового поколения к истории, попыткам найти в ней ответы на насущные вопросы современности. Об этом свидетельствует и то, что в послевоенном СССР самыми популярными среди абитуриентов оказались именно исторические факультеты университетов и педагогических институтов [448], что еще раз продемонстрировало, какую огромную роль играет история в патриотическом сознании гражданина.

Огромную роль в сохранении памяти о событиях Великой Отечественной войны сыграла Комиссия по истории Великой Отечественной войны (далее Комиссия). Она была создана 10 декабря 1941 г. и работала по декабрь 1945 г. После этого была преобразована в Сектор истории СССР Советского периода Института истории Академии наук СССР (1946 г.), затем – в Сектор истории советского общества (12 марта 1947 г.). Руководителем Комиссии на всем протяжении ее работы был Исаак Израилевич Минц (1896–1991), из-за чего эта организация и тогда, и сейчас известна научному сообществу под названием «Комиссия Минца».

Инициатором создания Комиссии был И. И. Минц – к началу войны уже известный деятель исторической науки, член-корреспондент Академии наук СССР, заведующий кафедрами истории СССР в Московском институте философии, литературы и истории, Московском государственном университете и в Высшей партийной школе при ЦК ВКП (б). Кроме того, с 1931 г. Минц являлся ответственным секретарем Главной редакции «История гражданской войны» и в связи с этим постоянно контактировал с Отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП (б).

Все это позволило И. И. Минцу наладить беспрецедентный в условиях войны систематический сбор сведений о событиях на фронте и в тылу. Конечной целью Минца было написание многотомной истории Великой Отечественной войны, для чего он планировал создать специальный институт [449]. Несмотря на то, что по многим причинам этих целей Минцу достичь не удалось, в архиве Комиссии отложилось около 16 тыс. единиц хранения, причем четверть из них – это стенограммы и записи бесед с непосредственными участниками событий [450].