Маргарита Бычкова - Русско-литовская знать XV–XVII вв. Источниковедение. Генеалогия. Геральдика

Ю. Г. Алексеев предположил, что духовную Семена Ивановича и Ивана Ивановича писал один и тот же человек – дьяк Нестор, который, будучи отпущенным на волю одним князем, остался служить его преемнику, и сделал вывод, что «юридический статус министериалов должен был постепенно меняться» [573]. Можно также сказать, что при неизменной юридической форме отпуска слуг «на волю» в жизни канцелярия великого князя постепенно приобретает черты, присущие государственному учреждению. Это подтверждают материалы, приведенные Ю. Г. Алексеевым: «дьяк Федор», подписавший в 50-е гг. XV в. грамоты великого князя Василия Васильевича, вероятно тот же «дьяк Федор», который в 70-е гг. подписывает грамоты его сына [574].

Традиционная формула о том, что казначеи, тиуны, посельские, дьяки «не надобе» семье завещателя, есть в первом варианте духовной Василия Дмитриевича, в грамоте его сына Василия Васильевича и внука Ивана III. Она отсутствует в завещании Василия Ивановича (1523 г.), где в связи с различными поручениями князя названы его печатник, дьяки, казначеи и «приказные люди», то есть обширный персонал великокняжеской канцелярии, выполняющий великокняжеские поручения [575].

Можно допустить, что во второй половине XV в. постепенно происходят изменения в статусе великокняжеской канцелярии. Юридически она связана с личностью правителя: в своем завещании государь распускает своих слуг. Однако в жизни они могли и оставаться, чтобы служить наследнику. Расширяется номенклатура княжеских слуг. «Деловые люди» княжеской канцелярии распадаются на печатников, дьяков, казначея и неких «приказных людей». Эта последняя категория лиц имеет параллели в записях родословных книг о службе отдельных лиц: «а в приказе был» или «в приказе не был» [576]. Поскольку хронологически такие записи относятся к лицам, жившим на грани XV–XVI вв., и речь в них не идет о конкретных государственных структурах, можно предположить, что имеются в виду люди, выполнявшие конкретные поручения великого князя – «приказы».

Такие постепенные изменения в положении великокняжеской канцелярии находят параллели и в организации других государственных структур: к концу XV в. относятся первые упоминания о Государеве дворе, Оружейной палате. В Судебнике 1497 г. постоянно упоминаются дьяки и подьячие, как чиновники, имеющие четко прописанные функции. Очевидно, к этому времени можно отнести и превращение великокняжеской канцелярии в государственное учреждение.

Дьяки как чиновники, по словам Ю. Г. Алексеева, «новая фигура на исторической сцене», начинают активно действовать с середины XV в., до этого времени их функции еще не определены достаточно четко, и вообще сведения об их деятельности скудны [577].

Трудно определить и социальную среду, из которой они вышли. Немногочисленные известия родословных росписей позволяют говорить, что верхушка дьяческой среды XV в. – чаще всего младшие линии боярских родов, тесно связанные родством с придворной средой. Очевидно, дьяческая служба до середины XVI в. не была достаточно престижной, чтобы о ней, как о службе в Думе или участии в известных битвах, упоминали в родословных росписях.

Один из редких случаев составления дьяческой родословной – роспись известных московских дьяков первой половины XVI в. Циплятевых. Она помещена в ранней редакции родословных книг, близкой к Государеву родословцу 1555 г. и сохранилась в рукописи конца XVI в. [578]Как доказал Н. П. Лихачев, именно думный дьяк Иван Елизарович (сам он писался обычно как Иван Елизаров) был составителем Государева родословца. Ю. Г. Алексеев, разобравший службы представителей этой семьи в XV в., полагает, что в данном случае «мы имеем редчайшую возможность познакомиться с родословными связями удельнокняжеского дьяка», и эта генеалогия «далеко не типична для дьяка XV в.» [579]. В родословной, озаглавленной «Род Монастыревых», доведенной до Ивана Дмитриевича Ципли, указано родство предков Циплятевых с московскими великими князьями по женской линии и записано происхождение фамилии Монастыревых: бабушка родоначальника семьи Александра Монастыря воспитала внука в монастыре, где постриглась, оставшись вдовой. А земельные владения купила у своей сестры на Белоозере. Старший сын Александра Монастыря Дмитрий Александрович, боярин великого князя Дмитрия Ивановича, погиб в битве на р. Воже (1378 г.), не оставив наследников. Ему принадлежала вол. Ерга на Белоозере. Дочери Дмитрия вышли замуж за представителей семей, которые во второй половине XIV в. принадлежали к самым аристократическим родам московского боярства. Старшая вышла замуж за боярина Ивана Хромого (из рода Акинфовичей), вторая – за боярина Александра Белеута, третья – за Ивана Чепечку (его сын Михаил, воевода великого князя, убит под Суздалем в 1445 г.), четвертая – за Семена Мелика, воеводу Дмитрия Донского, убитого на Куликовом поле, и младшая – за представителя рода Фоминских князей – Ивана Федоровича Толбугу.

Очевидно, если бы у Дмитрия Александровича были потомки мужчины, в истории Москвы был бы еще один знатный боярский род. Однако за отсутствием таких наследников, высокое положение семьи естественно прекратилось.

Потомки младших сыновей Александра Монастыря служили боярами уже великой княгине и удельным князьям на Вологде и Верее, поскольку по завещанию Дмитрия Донского земли Белоозера, где находились их владения, отошли к Верейскому уделу [580].

При верейском дворе положение Монастыревых было очень высоким: бояре и наместники. Один из Монастыревых – Иван Федорович Судок – в 1454 г. бежал в Литву вместе с князем Иваном Андреевичем.

Циплятевы происходили от младшего сына Александра Монастыря – Василия. Внуком Василия опять от младшего сына был Иван Дмитриевич Ципля. В этом случае его дьяческая служба, когда дяди и двоюродные братья были боярами верейского князя, выглядит типично для европейского средневекового общества. Имя Ивана Дмитриевича часто встречается на белозерских актах, а его потомки Елизар Иванович и Иван Елизарович уже принадлежат к дьяческой элите московского двора [581].

Елизар Иванович в начале XVI в. упоминается на службе в Москве, до 30-х гг. он связан с посольской службой, участвовал в приеме послов. В 1531 г. назван в документах «великим дьяком», 1534–1537 гг. он думный дьяк Разрядного приказа, умер около 1546 г. Елизар Иванович постригся в Кирилло-Белозерском монастыре [582].

Иван Елизарович, как и отец, был думным дьяком Разрядного приказа (1549–1556 гг.), с 1546 г. как дьяк участвовал в военных походах вместе с царем; принимал участие в приемах послов. После 1556 г. известий о его службе нет. Умер в 1567 г.; перед смертью постригся в Кирилло-Белозерском монастыре [583]. Возможно, семейная традиция, связывавшая Циплятевых с Белоозером, отразилась и на больших вкладах, которые Иван Елизарович и его отец сделали в Кириллов монастырь.