Маргарита Бычкова - Русско-литовская знать XV–XVII вв. Источниковедение. Генеалогия. Геральдика

Как и в Великом княжестве Литовском, более размыто выступают низшие слои Государева двора; если круг княжеских и боярских семей был определен и проникнуть в эти слои было трудно, то история семей низших прослоек, через которые и шли изменения в составе двора, к тому же слабо отраженные в генеалогических документах XVI в., изучена плохо. Генеалогически перемещения в низших прослойках лучше всего исследованы в связи с опричниной Ивана Грозного, но, к сожалению, известия о многих семьях опричников, восходящие к концу XV – началу XVI в., отсутствуют.

Одним из редких документов, сохранивших сведения о таких слоях класса феодалов России конца XV в., является так называемая Книга Дмитрия Китаева. Это отрывок новгородской писцовой книги конца XV в., составленной Дмитрием Китаевым, где записаны вновь испомещенные новгородские помещики. После роспуска дворов ряда крупных политических деятелей (Иван Борисович Тучков, князь Иван Ряполовский и некоторые другие), последовавшего в результате опал Ивана III, члены этих дворов стали новгородскими помещиками. В литературе идет спор, были ли эти новые помещики холопами крупных феодалов или же дворянами, служившими при дворах вельмож [787]. Мы склоняемся к тому, что эти лица принадлежали к низшим слоям класса феодалов. Во всяком случае, какая-то часть из них служила не непосредственно великому князю, а членам Государева двора (в Великом княжестве Литовском подобная служба была известна в XV в. и предусматривалась в Статуте 1529 г.). После роспуска дворов неугодных великому князю опальных вельмож в XV и XVI вв. эти феодалы вполне могли перейти на службу в Москву и получить владения на вновь присоединенных пограничных землях. Новгородские пятины в конце XV в. относились именно к таким территориям.

Некоторые фамилии из испомещенных в Новгородской земле известны уже как новгородские помещики по Тысячной книге 1550 г. Это Олуповский Семейко Булгаков сын Пущина – прямой потомок Булгака Пущи из Книги Дмитрия Китаева, а также Нороватый, Муравьевы, Щербинины и др. [788]Эти семьи за пятьдесят лет сделали хорошую карьеру по службе, попав из членов дворов опальных феодалов в избранную тысячу государя.

Военно-феодальные корпорации в России, состоящие из семей и лиц, не входивших в Государев двор, носили территориальный характер, так же, как это закреплено в Литовском статуте 1588 г. В отличие от Литвы они не имели права собираться на сеймы для решения своих дел. В основном в территориальные корпорации было объединено городовое дворянство, служившее по месту, где находились их земельные владения. Но эта сословная группа практически в научной литературе не изучалась.

Своеобразие формирования класса феодалов России в момент образования централизованного государства привело к тому, что до XVII в. не существовало законов и правил для доказательства дворянского происхождения. Только в XVII в. появляются документы, позволяющие говорить об официальном оформлении сословной принадлежности, и то на примере лиц, приезжавших служить русским царям. В это время меняется как форма выезда, так и контингент приезжавших в Россию дворян. Наряду с литовскими князьями и грузинскими царевичами, переходившими на русскую службу, как и раньше, со своими дворами, в Россию едут поодиночке дворяне из разных стран.

Их оформлением на русскую службу ведал Посольский приказ. Работа по выяснению происхождения «нововыезжего иноземца» требовалась для определения размеров жалования, которое ему должно было платить русское правительство, одноразового пожалования «за выезд», посылки иноземца на службу и других вопросов. Делопроизводственное оформление документов о принятии на русскую службу весьма многогранно. Здесь переписка с пограничными воеводами о приезде человека в Россию и его проезде в Москву, дела о принятии православия (в XVII в. при переходе в русское подданство это было обязательным), документы об аудиенции у царя, переписка с другими приказами о выдаче жалования и др.

В центре каждого дела находится «распросная речь» выезжего – подробная биография, где он рассказывает о своем происхождении, земельных владениях семьи, образовании, службе до приезда в Россию. Именно по этим данным подбирались примеры более ранних аналогичных выездов, в которых учитывалось происхождение из той же страны и соответствующее сословное положение, размеры установленного ранее жалования. И уже по ним назначалось жалование вновь выехавшему и принималось решение, куда его послать на службу.

Однако не исключено, что до XVII в. таких дел о выездах дворян на русскую службу не заводилось, и сама процедура приема в XVI в. была проще. Косвенно об этом свидетельствует родословие Эверлаковых, уроженцев Швеции. В росписи, поданной в 80-е гг. XVII в. в Палату родословных дел [789], написано, что Яков Эверлаков был взят в плен во время Ливонской войны, а его потомки остались служить в России. В этом деле нет упоминания о каком-то более раннем оформлении их статуса в Посольском приказе. Недавно введенные в научный оборот документы XVI в. освещают мало изученную страницу жизни англичан в России. В 1589 г. два переводчика Английской компании – Елизар Романов и Иван Фомин – подали челобитные о принятии их на русскую службу. К этому времени оба уже несколько лет жили в Москве: Елизар Романов переводил Ивану IV грамоты английской королевы и писал речи послу; Иван Фомин мог писать на нескольких языках («руской грамоте и агленской грамоте и другую немецкую грамоте умею») [790]. Оформление их на службу было несложным: бояре приняли решение о назначении Романова и Фомина толмачами в Посольский приказ и выделении им земельных владений. Лишь русская форма имени обоих англичан позволяет предположить, что они к этому времени приняли православие.

Обилие и разработанность принципов ведения дел о выездах XVII в. находит несколько объяснений. Подобные дела, правда для приглашенных на службу в Россию мастеров, велись еще в XV в.; об этом есть упоминания в Описи Посольского приказа [791]. Когда же понадобилось оформлять дела для определения выехавших дворян на службу и выяснения их места в среде русского правящего класса, были приспособлены нормы, с которыми приказные люди сталкивались уже давно. Косвенно об этом свидетельствуют в своих записках Г. Штаден и Дж. Флетчер, находившиеся в Москве в XVI в. Г. Штаден подробно описывает, как иностранец добирается до Москвы из пограничного города: на границе его долго расспрашивают о происхождении, кто он, зачем приехал. Если иноземец говорит о своем желании служить царю, его в сопровождении дворянина отправляют в Москву, там опять расспрашивают о происхождении и предшествующей службе. После приема на службу ему жалуются деньги, устанавливается поденный корм, даются платье, сукно, кафтаны, несколько золотых, двор или дворовое место в Москве и деньги на постройку дома. Штаден описывает, как иностранцы в XVI в. на Кормовом дворе каждый день получали свои деньги и мед [792].