Маргарита Бычкова - Русско-литовская знать XV–XVII вв. Источниковедение. Генеалогия. Геральдика

С конца XV в. в Москве существовало родословие московских великих князей – Сказание о князьях владимирских [1029]. Корень московских правителей – через князей владимирских и киевских, легендарного Рюрика – выводился от римского императора Августа.

Это родословие было окружено сходными легендами о происхождении великих литовских князей (многие Гедиминовичи к этому времени обосновались в Москве), молдавских господарей (сын Ивана III был женат на Елене Стефановне), но знатнейшие нетитулованные боярские роды начинали свое происхождение от дружинников Александра Невского, боярина Федора Черниговского, пострадавшего вместе с князем в Орде, бояр Дмитрия Донского, героев Куликовской битвы. Даже иноземное происхоясдение основателей рода указывалось кратко: «из Прус», «из Орды». Но Прусы – это и родина Рюрика по Сказанию о князьях владимирских. Лишь это упоминание об общей прародине родоначальников династии и боярского рода деликатно указывало на общность их иноземных корней.

По сохранившимся официальным родословным документам XVII в. можно отчетливо представить значение легенды о происхождении, как определителя знатности, средства получить и закрепил право на высокие должности, службу. Почетнее всего было доказать свое происхождение от Рюрика. Основное количество споров возникло вокруг документов нетитулованных фамилий, стремившихся приписаться к родам черниговских или смоленских князей. Земли этих княжеств долгое время входили в состав Великого княжества Литовского, и реальные потомки этих династий были плохо известны в Москве. Еще в конце прошлого века генеалоги с большим сомнением относились к подобным припискам, сделанным составителями Бархаткой книги – основной официальной родословной конца XVII в. [1030]. Больше всего споров было вокруг родословия Татищевых, которых создатели Бархатной книги признали потомками литовской ветви смоленских Рюриковичей. А князья Кропоткины, выехавшие из Литвы в начале XVI в., в своей росписи назвали родоначальником выходца из Орды, и уже дьяки, работавшие с генеалогическими долкументами, поправили их, указав, что князья Кропоткины – смоленские Рюриковичи [1031].

В тех случаях, когда доказать княжеские корни было невозможно, боярские семьи пытались приписаться к литовским. После продолжительных войн XVII в. в Москве появилось много представителей польско-литовской шляхты. При подаче росписей некоторые из них соглашались признать своими сородичами русские боярские семьи, чьи представители сделали блестящую карьеру при Дворе первых Романовых [1032]. Таким был союз Краевских с Лихачевыми. Первые – ветвь древнего польского рода – появились в Москве в середине XVII в., а вторые – древние потомки новгородских вотчинников – быстро выдвинулись при дворе Алексея Михайловича и Федора Алексеевича [1033].

Принципиально новым в это время было возрождение «римской» темы в родословных легендах. До сих пор такое происхождение было лишь у Рюриковичей. Но династия угасла в конце XVI в., а боярский род Кошкиных-Захарьиных, из которого вышли новые цари, никогда не роднился с русскими князьями и не мог претендовать на античные корни.

В XVII в. впервые появляются легенды боярских родов, чьи предки вышли из Рима. Наиболее красочна родословная у Римских-Корсаковых, составленная после того, как боярский род Корсаковых официально получил разрешение прибавить к своей фамилии прозвище Римских [1034]. В начале века историю происхождения Римских-Корсаковых исследовал Н. П. Лихачев [1035]. Высоко оценив эрудицию анонимного автора, знание им древних текстов. Лихачев все же признал за этой генеалогией право называться литературным произведением, не имеющим никакого отношения к реальной истории боярской семьи. Можно добавить, что создание такого научного труда в XVII в. – показатель и нового отношения к истории. Ведь древняя история Корсаковых (потомков античного Корса) – это попытка связать историю семьи с древней историей, показать участие предков в исторических событиях, представить обосновавшихся в России потомков античных героев (Геркулеса, Кроноса) носителями давних традиций. В легенде о происхождении Корсаковых не только использованы сведения но истории из 65 античных и средневековых авторов; составитель родословной обращается и к литовской редакции сказания о происхождении Гедимина, сделав одного из Корсаковых – Кринуса – внуком великого литовского князя Палемона, основателя династии. А уже из Литвы Корсаковы пришли на Русь.

Более скромно о своем римском происхождении тогда же написали Елагины, Нерыцкие, Потемкины [1036]. Супоневы, также выдвинувшиеся при дворе в XVII в., составили легенду, по которой их предки путешествовали в древности по разным странам Европы вплоть до Испании, породнились с несколькими королевскими домами: каждый из таких предков имел прозвище Суп [1037]. Такие легенды дают прекрасный материал дня исследования исторического сознания к России XVII в., попытки по-новому осмыслить исторический процесс, но ни к реалиям происхождения семьи, ни к формированию этноса они отношения не имеют.

Если вернулся к соседним с Россией странам, прародинам выезжавших родоначальников, мы заметим, что выезды «из Литвы», о которых охотно пишут составители родословий, как правило связаны с усилением роли католической церкви в Великом княжестве. Действительно, оттуда в XIV – начале XVI в. выезжали православные князья Рюриковичи и Гедиминовичи со своими дворами. Последним среди таких массовых отъездов следует назвать отъезд Михаила Львовича Глинского, его братьев и большой группы православных бояр в 1508 г. [1038].

Не исключено, что упоминания о выездах родоначальников «из Орды» также связаны с появлением на русских землях в Поволжье служилых татар, часть которых приняла православие. Но такие иноземные предки из XIII–XIV вв. к моменту составления родословных росписей в середине XVI – второй половине XVII в. имели уже православных, обрусевших потомков, которые ничем не отличались от потомков дружинников первых московских князей.

Историки, изучавшие исторические реалии родословных легенд, обходили молчанием один существенный вопрос. Русское средневековое дворянство было православным: упоминание о крещении родоначальника в православную веру – необходимая деталь почти всех родословных легенд. А уже по документам XVI–XVII вв. мы видим четкое разграничение между иностранцами-наемниками на временной службе и иностранцами, переходившими в подданство к царю и вливавшимися в русское дворянство: последние обязательно становились православными. Это вело к тому, что происходила быстрая адаптация «нововыезжих иноземцев» в местной среде: усваивался язык, браки с русскими женщинами способствовали усвоению нового образа жизни, культуры.