Елена Кудрявцева - Россия и становление сербской государственности. 1812–1856

Рассматривая «Начертание», следует уделить внимание выяснению характера того государства, которое планировалось создать, или воссоздать, на Балканах. Ряд историков решительно называют «Начертание» великосербской и великодержавной программой. Так, Чубрилович называет план Гарашанина великосербским на том основании, что он предполагал главенствующую роль сербской династии в государстве, объединяющем черногорцев, хорватов, болгар, боснийцев, далматинцев, жителей Северной Албании (в тексте нет упоминания о том, что это должны быть исключительно албанские сербы). Кроме того, в «Начертании» нигде не говорится о «югославянах» или «южных славянах». Интересное замечание относительно термина «великосербский» имеется в книге К. В. Никифорова «Сербия в середине XIX в. Начало деятельности по объединению сербских земель». Он пишет, что сам термин, возникший по аналогии с Великороссией или Великобританией, еще не несет в себе отрицательного, шовинистического содержания, а лишь свидетельствует о растущем национальном сознании народа и может быть равнозначен определению «сербский» [437]. Солидаризируясь с данной точкой зрения, хотелось бы подчеркнуть, что «Начертание», даже обходясь без упоминания югославян, содержит специальный раздел, в котором говорится о задачах по объединению южнославянских земель и намечаются конкретные меры по описанию краев, выявлению их людского и военного потенциала, привлечению славянского населения этих земель к получению образования в Сербии [438]. Таким образом, речь фактически шла о провинциях, населенных южными славянами. Особо оговаривался вопрос вероисповедания: провозглашалась полная его свобода. Общая «народная политика» должна была объединить «восточноправославных» и «римско-католических» славян [439].

Сербский историк Р. Люшич предпринял попытку комплексного исследования первой национальной внешнеполитической программы в своей работе «Книга о “Начертании”». Автор не только подробно останавливается на положениях самого документа, но и проводит сравнительный анализ «Начертания» с более ранними проектами, подготовленными поляками. В результате изучения как самого источника, так и обширной отечественной и зарубежной историографии, дающей самое разнообразное толкование положений, в нем заключающихся, автор приходит к ряду интересных выводов. В частности, Люшич утверждает, что «Начертание» явилось программой сербской национальной и государственной политики и речь в нем идет об объединении прежде всего сербского народа, проживавшего на просторах Османской империи [440]. Эту программу Люшич называет сербской, но не великосербской. По мнению автора, Гарашанин поставил перед внешней политикой княжества две дополняющие друг друга цели: соединение всего сербского народа, а затем уже присоединение к нему других южных славян, в частности хорватов и болгар. В результате такого объединения должно было возникнуть обширное южнославянское сербо-хорвато-болгарское государство [441]. Сначала, по мнению Гарашанина, следовало направить усилия на выполнение первой задачи, а уже позже – второй.

Таким образом, «Начертание» представляет собой великосербскую по форме, но южнославянскую по содержанию программу внешней политики Сербии. Великосербской она была потому, что признавала за сербами главную – инициативную и руководящую – роль в процессе сближения всех южнославянских народов. Они должны были согласиться с этой ролью, приняв во внимание лидерство сербов в борьбе с турецкой властью и значительность достигнутых в ней результатов. Именно поэтому сербская династия достойна возглавить новое государство. Само южнославянское содержание программы вытекало из того разнообразия славянских народностей, которые планировалось объединить в рамках единой державы.

Таким образом, опираясь на «Советы» Чарторыйского и «План» Заха, Гарашанин сумел создать оригинальный проект объединения южных славян в рамках одного национального государства. Оно должно было заменить Османскую империю, подобно тому как Душаново царство в свое время сменило Восточную Римскую империю. Гарашанин первым из сербских политиков понял значение геополитического положения Сербии на Балканах, ее освободительную роль среди других балканских народов. Он наметил направления и методы работы с сопредельными землями, по ставил конкретные задачи, которые должны были выполнять посланные в эти провинции эмиссары. Предполагалось, что они представят подробное описание политического положения земель, состав их войска, арсенала, вооружения, общего настроения населения и их готовности сотрудничать с Сербией [442]. Все эти меры будут детально разработаны в дальнейшем, при составлении конкретного плана пропагандистской работы в южнославянских областях и подготовке сети агентурных работников на местах.

Эту работу предстояло вести в тех провинциях Османской империи, где положение славянства было бесправным и экономически тяжелым. Об этом свидетельствовали многочисленные жалобы и просьбы местных жителей, обращенные к белградскому консулу России. Особенно неблагоприятные условия для славян сложились в Болгарии. Произвол турецких властей побуждал болгар браться за оружие и оказывать вооруженное сопротивление притеснителям. В 1846 г. российский консул Г. И. Данилевский сообщал посланнику России В. П. Титову в Константинополь о волнениях на границах Болгарии с Крушевацким и Алексинским округами. «Болгары собирают помежду собой деньги для составления общественной казны, якобы на предмет предполагаемого восстания», – писал Данилевский [443]. Сербское правительство пользовалось у болгарского населения большим авторитетом, к нему обращались даже чаще, чем к российским властям, – Сербия была ближе, и хотя ее правящие круги не являлись столь влиятельными, но могли более оперативно откликнуться на ту или иную просьбу с болгарской стороны. Не случайно в «Начертании» предусматривалось оказание действенной помощи именно болгарам: это и принятие болгарской молодежи в сербские учебные заведения, и печатание книг на болгарском языке, и поддержка национальной церкви.

В то же время жители Болгарии стремились использовать малейшую возможность для обращения к российскому представителю в Белграде, надеясь, что он донесет их просьбу до сведения императора. В отчаянии они писали, что им остается «единственная надежда на Бога и… на всемилостивейшего вашего и нашего царя Николая» [444]. В письмах сообщалось о непомерном грузе налогов, возложенных на христиан болгарских округов, их религиозном преследовании. «Имущества наши разграблены, и мы не видим конца нашим страданиям, народ… ждет от Вас спасения, иначе мы погибли безвозвратно», – говорилось в одной из жалоб [445]. Турки произвольно занимали христианские земли, отнимали собственность, побои и убийства болгар были обычным делом. «Арнауты беспрестанно грабят христиан, нападают на них в лесах и отнимают у них скот, лошадей и даже одежду, мы же живем в вечном страхе», – сообщалось в письме группы болгар из Ниша на имя Данилевского [446].