Александр Нечволодов - Сказания о Русской земле. Книга 3

Слова блаженного сбылись. Узнав о переговорах с Казимиром, Иоанн Васильевич опять послал кроткое увещание Новгороду, припоминая ему, что он издревле знает только княжеский род святого Владимира. Вместе с тем послал увещание новгородцам и митрополит Филипп.

Но оба увещания не помогли, и московские послы были отправлены назад с бесчестием.

Великий князь Иоанн III Васильевич

Иоанн и после этого не разгневался, и еще раз послал в Новгород своего посла Феодора Топоркова с таким словом: «Не отступай, моя отчина, от православия; изгоните новгородцы из сердца лихую мысль, не приставайте к латинству, исправьтесь и бейте мне челом; я вас буду жаловать и держать по старине». Митрополит Филипп также послал новое увещание. Но ничто не помогло. Многочисленное посольство из знатных новгородцев отправилось в Литву и заключило с Казимиром договор о переходе Новгорода под его руку, причем он обещал сохранить его вольности и не трогать православия. Вот начало этого навсегда позорного для Новгорода договора: «Честной король Польский и князь великий Литовский заключили дружеский союз с нареченным владыкою Феофилом, с посадниками, тысяцкими новгородскими, боярами, людьми житьими, купцами и со всем Великим Новгородом…».

Этот договор, как увидим, был вместе с тем и смертным приговором Новгороду.

Узнав про него, великий князь московский решил наконец обнажить свой меч на изменников Русской земли.

В мае 1471 года Иоанн созвал на думу братьев своих, митрополита, архиепископов, бояр и воевод и, объявив, что решил идти на Новгород за его измену, предложил вопрос, выступать ли немедленно или ждать зимы, пока замерзнут болота и реки Новгородской земли. Решили выступить немедленно. Сам великий князь шел с главной ратью на Новгород, а воевода Образцов должен был идти завоевывать Двинскую область. В Москве был оставлен сын великого князя Иван Молодой. В Псков же и Тверь было послано предложение присоединить свои войска к великокняжеским.

Поход этот пользовался общим сочувствием. «Неверные, – говорит летописец, описывая его, – изначала не знают Бога, а эти новгородцы столько лет были во христианстве и под конец начали отступать к латинству; великий князь пошел на них не как на христиан, но как на иноязычных и на отступников от православия».

Скоро великокняжеские войска вступили с разных сторон на Новгородскую землю и стали страшно ее опустошать; к ним не замедлили присоединиться полки псковские и тверские, а новгородцы между тем остались без князя и без помощи. Михаил Олелькович, как и предсказал Михаил Клопскии, поспешил от них уехать в Киев, ограбив по дороге Старую Руссу. Король же Казимир не трогался с места и не послал им ни одного человека. Тогда новгородцы обратились за поддержкой к ливонским немцам; те начали пересылаться с великим магистром, а в это время головные московские полки под начальством князя Даниила Холмского сожгли Руссу и побили две передовые новгородские рати, среди которых господствовало то же раздвоение, как и в самом Новгороде. При этом московские ратные люди, овладев во множестве снаряжением новгородцев – кольчугами, щитами и шлемами, с презрением бросали их в воду, говоря, что войско великого князя богато собственными доспехами и не имеет нужды в принадлежавших изменникам.

Неизвестный художник Портрет новгородской посадницы Марфы Борецкой

Видя, что на постороннюю помощь рассчитывать трудно, новгородские приверженцы Литвы стали наспех собирать собственное войско: они силою выгнали в поход плотников, гончаров и других ремесленников, которые отроду и на лошадь не садились. Кто не хотел идти, тех грабили, били и бросали в Волхов. Таким образом набралось до 40 000 человек; войско это было вверено посаднику Димитрию Борецкому – сыну старухи Марфы. Оно двинулось по левому берегу Шелони, рассчитывая нанести отдельное поражение псковичам, шедшим с запада. Но великий князь предвидел это движение новгородцев и своевременно направил князя Даниила Холмского по правому берегу реки на соединение со псковичами.

Завидя новгородские полки, шедшие по левому берегу Шелони на псковичей, московские воеводы, несмотря на то, что у них было всего лишь немного больше 4000 человек, решили вступить в бой с в 10 раз сильнейшим противником, веря в искусство своих воинов и прекрасный дух, их оживлявший. Они обратились к ним со словами: «Настало время послужить государю; не убоимся и трехсот тысяч мятежников. За нас правда и Господь Вседержитель», и затем во главе рати кинулись, «яко львы рыкающе, – говорит летописец, – через реку ону великую», в глубоком месте, где не было брода. Мужественные московские воины последовали за своими вождями вплавь, причем никто не утонул. Достигнув же противоположного берега, они стремительно бросились на врага с победным кличем: «Москва!.. Москва!..». Новгородцы потерпели страшное поражение: 12 000 человек пало на месте, а 17 000 было взято в плен, в том числе и Димитрий Борецкии с двумя воеводами. Вместе с тем в обозе была найдена и изменническая договорная грамота с Казимиром.

Великий князь получил известие о Шелонской победе в Яжелбицах, в 120 верстах от Новгорода, откуда он перешел к Руссе, уверенный, что сюда не замедлят явиться новгородские послы с просьбой о мире. Но, к своему удивлению, он узнал, что Новгород волнуется по-прежнему и что литовская сторона, несмотря на все неудачи, держит верх. Тогда Иоанн, возмущенный, без сомнения, договорной грамотой с Казимиром, приказал казнить Димитрия Борецкого с 3 знатными пленниками. «Вы за короля задаваться хотели», – сказал он им.

Скоро новгородцы увидели, что дальше сопротивляться им будет немыслимо; власть в городе перешла к московским сторонникам, и владыка Феофил был послан с челобитьем. Иоанн милостиво даровал мир по всей старине, взяв лишь за проступку 15 500 рублей деньгами, причем в своем договоре жители вольного города обязывались ни под каким видом не отдаваться Литве, а быть неотступно с Москвою; владык же своих тоже ставить по старине у гроба святого Петра Чудотворца в Москве.

Одновременно с поражением на Шелони новгородцы были наголову разбиты и в Двинской земле московским воеводой Образцовым, хотя он имел только 4000 человек против 12 000. Однако, несмотря на эту победу, Иоанн и здесь заключил мир по старине: отдал Новгороду его заволоцкие владения, потребовав лишь возвращения всех прежних захватов, сделанных там в московских владениях, преимущественно во время Шемякиной смуты.