Михаил Воробьёв - Япония в III-VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир

Социальный порядок, основывающийся на политическом господстве, и стабилизация его на базе отношений экономического первенства ярко выражены в господстве «больших людей» владения и поселка. Особенно грозными для простолюдинов выглядели «большие люди» владения. Отношения господства включали в себя понятие социальных отношений между повелителями и подчиненными. «Большие люди» поселков выходили из среды местных сильных кланов. К сожалению, ничего не известно о характере земельной собственности у вадзин. Про пуё, например, говорится: «В поселках есть знать, простолюдины трудятся как рабы», а у когурё «большие семьи государства не платят налогов, сидят и едят; и таких свыше 10 тысяч». В обоих случаях речь идет о тех же «больших людях», но различных категорий: государства и поселков. Когда у вадзин «большие люди» поселков оказались связаны с политической властью, их роль в обществе возросла [Кюнер, 1961, с. 28, 232].

Социальная иерархия нашла отражение в общественно-дифференцированном украшении тела: «Почетные и низкие тоже имеют различия» в татуировке. Итак, социальные отношения уже настолько созрели, что стало возможным навсегда закрепить за человеком его место в обществе [Кюнер, 1961, с. 245].

Несвободные в обществе вадзин представлены двумя группами: слугами или рабами (нухи) и пленными (сэйко) [33] .

Про правительницу Химико говорится: «Ее обслуживали тысячи прислужниц» (хи), а в ее кургане «совместно погребенных рабов (нухи) было сто с лишним человек». С этим связано последующее замечание: «У легких преступников берут в казну жен и детей» [Кюнер, 1961, с. 248, 250, 247]. В казенное рабство отдавали не самих преступников, а их семьи, и то лишь при легких преступлениях. Такие рабы известны даже по кодексу Японии начала VIII в. «Тайхо рицурё». Несомненно, у всех правителей вадзин имелись рабы, хотя к приведенным цифрам надо относиться с осторожностью. Прямых свидетельств о пополнении контингента рабов другими путями нет. В равной мере мы не находим в разделе о вожэнь упоминаний о частных рабах. Потенциально существовали еще две категории порабощенных: пленные и должники. Развитие кабального рабства, возможно, сдерживалось клановой системой, не допускавшей в принципе индивидуального обеднения. Что касается пленных, то они пополняли ряды несвободных, но, по-видимому, только в том случае, если принадлежали к иноземцам. В разделе о вожэнь они фигурируют под именем сэйко. В 239 г. правительница Химико отправила в подарок вэйскому императору порабощенных пленных: четырех мужчин и шесть женщин, принадлежащих к сэйко, и дочь тоже послала в дар 30 сэйко. При поездках по морю на корабле брали с собой одного пленного со сложной магической функцией — отвращать беду от корабля. В случае успешного выполнения им своих обязанностей его награждали, а если случалось бедствие — убивали. В «Хоу Хань шу» упоминается, что в 107 г. японский правитель «представил 160 пленников» и просил аудиенции [Бичурин, 1950, с. 35].

Происхождение зависимых — сэйко из пленных с точностью подтверждается другими местами «"[Цянь] Хань шу» и «Хоу Хань шу» ч раскрывается как «оставленные в живых люди». «Хоу Хань шу» в отрывке о племени вэй (кор. е) говорит, что последние в случае возникновения ссоры с соседями платят пеню конями и быками, а также пленными (сэйко). Такую пеню вносили обе стороны. Возможно, таково же происхождение этих несвободных и у вадзин. При размене пленными у е недостачу, видимо, возмещали скотом.

Чтобы сравнить статус обеих групп несвободного населения, надо попытаться реконструировать тот подход, на основании которого и сложилось такое разделение. Функционально «рабы» могли быть слугами правителей и, как таковые, принадлежали им и после смерти — их закапывали в курганы; пленных дарили за рубеж или платили пеню (тоже за рубеж), их сажали на корабли для отвращения несчастья и в зависимости от успешности их миссии — убивали или награждали. С нашей точки зрения, это в общем-то равноправные группы, поэтому мы и рассматриваем их под одной рубрикой несвободных, и сэйко выглядят даже как несколько более привилегированные. В действительности для того времени соотношение между этими группами было иным. Разница между просто рабами и пленными не в их функции или положении, а в происхождении. Первые — свои, из того же племени, вторые — из чужого; поэтому-то их и отправляют в подарок в дальние страны или используют на корабле для отвращения влияния злого духа. Число таких пленных в японских владениях было ограниченно, и их не превращали в настоящих рабов, каковых и вообще было немного.

Разумеется, мы не должны ожидать точного совпадения между социальными группами древней Японии и категориями современной исторической науки или даже полного включения нескольких первых в одну из последних. Нашей категории несвободных у вадзин соответствовали рабы («слуги-служанки», нухи-нубэй) и пленные (сэйко), различавшиеся в чем-то, в то время очень важном. Судя по эпизоду с кораблем, пленные могли иметь имущество. В будущем сельскохозяйственные законы (о пахоте на поливных полях), как кажется, превращают этих пленных в простонародье.

В разделе о вожэнь в «Вэй чжи» трижды упомянуты «большие люди» (яп. дайдзин), находящиеся в какой-то связи с поселками. Повсюду они противопоставлены «низшим дворам» (гэко). В «Вэй чжи» эти «большие люди» осмысляются как вельможи, а «низшие дворы» — как подчиненные, причем первые богаты, вторые — бедны, т. е. речь идет о классовой дифференциации. Указанные три упоминания звучат следующим образом.

В первом случае: «когда совместно сидят и встают, то отец и дети, мужчины и женщины не различаются, по нравам своим любят вино… При виде вельмож (в тексте букв, „больших людей". — М. В.) в качестве почтения только хватают руки, чтобы должным образом коленопреклоненно приветствовать» [Кюнер, 1961, с. 246–247]. Значит, во время сборищ «большим людям» оказывали особое уважение. Во втором случае: «простой народ, встретившись на дороге с вельможей (букв, „с большим человеком", — М. В.), уклоняется в нерешительности и уходит в траву скрываться…» В третьем — «по обычаю, государственные вельможи (букв, „большие люди") все имеют четыре-пять жен, простолюдины (букв, „бедные дворы") — две-три жены», т. е. у вадзин существовала социальная полигамия. Из цитат следует, что «большие люди» были знатными и вождями, а не просто богачами, что «большие люди» владения не включали в свои ряды «больших людей» поселков. Причем бином «большие люди» владения в тексте оформляется знаком «все» (мина), а бином «простолюдины» такого знака перед собой не имеет; последнее обстоятельство можно трактовать как указание на немногочисленность богатых простолюдинов [Maki, 1962, с. 17].