Леонид Ивашов - Маршал Язов (роковой август 91-го)

Особенно выпукло это проявилось в Армении в декабре 1989 г. Д. Т. Язов входил в состав Государственной комиссии по ликвидации последствий землетрясения. Беду, постигшую армянский народ, он воспринял как свою собственную. К талантливому армянскому народу относился с глубоким уважением. Со свойственной ему решительностью и энергией взялся за решение возложенных на Вооруженные Силы задач. Ежедневно в 6 утра прибывал в штаб. Заслушивал доклады о ходе ликвидационных работ, поступлении грузов. Поднимал с постели должностных лиц в Москве, четко и коротко отдавал распоряжения.

В 7.00 вылетал в Спитак, Ленинакан, Пушкино. Прямо с вертолета направлялся к местам разрушений. Успокаивал пострадавших, приободрял солдат и офицеров, работавших на растаскивании завалов, уточнял задачи. И — вновь на облет мест разрушений. Объехал все воинские части и гарнизоны, оказавшиеся в зоне землетрясения.

Решения, соответствующие складывающейся ситуации, принимал мгновенно. Поднимал в воздух самолеты военно-транспортной авиации, перебрасывал в Армению необходимые грузы, специалистов, вытаскивал из Москвы своих заместителей.

Сопровождавшая Д. Т. Язова команда к исходу дня валилась с ног, питались не более двух раз в сутки: в 5 утра и после полуночи. Но 65-летний министр всегда был бодр. И еще одна деталь того периода: в ходе бесед с людьми неизменно подчеркивал роль и внимание М. С. Горбачева к ликвидации последствий.

Так было.

…Часы в кабинете — тяжелые, напольные — пробили полночь. Смежил веки, но какой, к черту, сон.

Минут через 20 в форме вновь вошел в кабинет. Молча постоял у рабочего стола, руками опершись на спинку кресла, сделал несколько шагов вперед, остановился. Ни к кому не обращаясь, произнес: «Вмазался, ввязался в авантюру». И через несколько секунд: «Я жизнь прожил честно. Служил, как совесть велела. Пахал от зари до зари».

Зазвонила «кремлевка». Снял трубку и бросил короткое «слушаю». Кто-то просил разогнать толпу у Белого дома. Приказал ничего не предпринимать. Молча сел в кресло. Через несколько минут вновь звонок по тому же телефону. Кивком головы дал знак порученцу снять трубку. Невидимый абонент в чем-то настойчиво убеждал. В ответ твердое: «Я пацанов против пьяной толпы посылать не буду». И затем добавил: «Я сказал все».

Вновь ушел в комнату отдыха, снял галстук, расстегнул воротник рубашки, полулежа в кресле, попытался задремать. Сон не шел. Мысли, как пчелиный рой, вихрились в мозгу. Неужели конец, и нет выхода? Настойчиво пробивалась и мысль об ответственности. Что его ждет? Отставка — это однозначно, а что еще? Разжалование? Тоже возможно. Об аресте старался не думать. Да и за что? Никакой выгоды для себя он в введении чрезвычайного положения не усматривал. Хотелось помочь людям избежать катастрофического кризиса, поправить дела в разваливающейся стране. Иных помыслов не было. Именно для этого предпринял определенные действия. Ввел войска в столицу для предотвращения возможного кровопролития, стрелять команду не давал, жертв по докладу командующего нет (о ловушке, в которую под мостом попали БМП, и пролившейся на Садовом кольце крови он еще не знал). На звонок по ВЧ поднялся, но, сделав шаг к телефону, говорить не стал. А на звонок из «Комсомольской правды» ответить согласился. Корреспондент спрашивал, будут ли штурмовать Белый дом? Заявил: «Нет, не будут».

И вновь попытка уснуть, и вновь неудача. Стал, двигаясь по кабинету, вслух объяснять причины своего поступка: Союз разваливается, и предлагаемый проект Союзного договора тому способствует, никто не соблюдает Конституцию, законы. Кругом полнейшее беззаконие. Льется кровь, народ ждет голод, и никому до этого нет дела. Обратившись к стоящему у телефонов офицеру, спросил:

«Куда за годы перестройки девалось две трети золотого запаса? Кто отчитается?» Затем говорил о том, что партия рушится, а Генсек ведет себя как посторонний человек, при встречах с членами Политбюро и секретарями ЦК с улыбкой спрашивает: «Ну как, ваша партия еще не развалилась окончательно?»

Около 5 часов утра задремал минут на 15–20. Поднявшись, включил телевизор, внимательно прослушал информационную программу «Си-Эн-Эн». Речь в ней в основном шла о событиях в Советском Союзе.

Отпустил подремать порученца. Остался один…

Давая в мае 1991 года интервью итальянской газете «Джорно», Д. Т. Язов на вопрос, могут ли Советские Вооруженные Силы совершить государственный переворот, ответил буквально следующее: «Предположение об „угрозе военного переворота силами армии“ — надуманное и лишено всяких оснований».

Тем не менее не прошло и четырех месяцев, как события грянули, и немаловажную роль в них сыграли армия и ее министр. Естествен вопрос: лукавил ли Язов, отвечая на вопрос итальянцев, как, впрочем, давая аналогичные ответы и внутри страны, или переворот в его сознании произошел столь быстро? И вообще: кому и когда впервые пришла мысль о возможности столь решительных действий, даже в обход Президента? Шла ли какая-то подготовка? Что стало спусковым крючком выступления?

Сам маршал на допросе (его текст был опубликован германским журналом «Шпигель» и перепечатан газетами СНГ) 22 августа рисовал следующую картину: «…Жизненный уровень нашего народа упал, рухнула экономика, все больше обострялись национальные конфликты… В известных кругах нашего партийного руководства начались дискуссии. Постепенно вызревала мысль, что Горбачев, собственно говоря, исчерпал себя в качестве активного государственного деятеля… Он и его правительство практически не занимались проблемами внутри страны».

Разочарование… Пожалуй, так следует определить главную причину, заставившую министра обороны, устав-ника до мозга костей, выступить против Верховного Главнокомандующего. Разочарование в самом Горбачеве и в той линии, которую он вел и которая, по мнению Д. Т. Язова, провозглашенным некогда целям перестройки уже не соответствовала.

И второе: переворотом он события 19–21 августа 1991 г. не считал и не считает. По его убеждению, это была попытка приостановить сползание страны к катастрофе, облегчить участь народа. Предпринять что-либо радикальное Президент СССР был неспособен. В него Д. Т. Язов больше не верил.

Оглядываясь назад, рискуем отметить, что первая серьезная трещина в отношении Д. Т. Язова к М. С. Горбачеву обозначилась при рассмотрении вопроса о выводе советских войск из Венгрии и Чехословакии. Министерство обороны, обстоятельно изучив проблемы, которые могли возникнуть с реализацией соглашения о выводе, внесло предложение осуществить его в течение 4–5 лет.

Чем обосновывался этот срок? Во-первых, необходимостью обустройства выводимых соединений, частей, не подлежащих расформированию, в том числе — сроками строительства жилья, во-вторых, большим объемом вывозимых вооружения, техники и имущества, в-третьих, возможностями транспортных магистралей.