Леонид Юзефович - «Как в посольских обычаях ведется...»

Представитель враждебного государства — полупленник, дружественного — гость, но в XVI в. отношения со Швецией и Речью Посполитой дружественными не были.

Послы же других государств пользовались относительной свободой. Английские дипломаты могли беспрепятственно ходить по городу и «в торг», принимать у себя на подворье соотечественников-купцов. Англичанин А. Дженкинсов, например, в 1561 году присутствовал на празднике водосвятия и наблюдал, как крестили в проруби татар и детей, как поили освященной водой лучших лошадей с царских конюшен. На подворье у папского посла А. Поссевино «были сторожи для всяких дел, а не для береженья, не по тому, как живет (бывает. — Л. Ю. ) у литовских послов» [93] ПДС. — Т. 10. — С. 50–51. . Правда, гулять по Москве имперским и английским дипломатам разрешалось в сопровождении русского эскорта, но, несмотря на это, имперский посол И. Кобенцель в 1575 году писал, что даже в Риме и Испании ему трудно было бы рассчитывать на лучший прием. Но, замечает он, поляков, татар и турок русские принимают «по заслугам, то есть хуже, чем турки принимают наших послов» [94] Письмо Иоганна Кобенцеля о России // Журнал Министерства народного просвещения. — 1842. — № 9. — С. 152–153. . Однако тут Кобенцель явно выдает желаемое за действительное. Хотя ханских дипломатов, и правда, встречали в Москве без особой пышности и торжественности, а подворья их были беднее, чем те, что отводились европейским послам, но никаких указаний относительно их «береженья» в посольских книгах нет. Даже задержанным и сосланным в Ярославль членам крымского посольства Янболдуя было разрешено «в город и за город, и в торг ходити» [95] ЦГАДА. — Ф. 123. — № 10. — Л. 7. . Шпионажа со стороны ханских посланцев не опасались, а символичность всех вообще элементов русско-крымского посольского обычая была невелика.

Турецким дипломатам также предоставлялась некоторая свобода. Но в 1591 году, когда в Москву прибыло персидское посольство, турок заперли на подворье: русское правительство не хотело, дабы шах и султан, давнишние и непримиримые враги, узнали о том, что Москва поддерживает отношения с обоими. Аналогичные меры предпринимались довольно часто. Г. Штаден точно подметил, что иногда два-три иностранных посла в России, живя в одном городе, ничего не знают друг о друге. Но бывали случаи и прямо противоположные, когда тоже по причинам политического порядка прибытие одного посольства намеренно демонстрировалось другому. Дипломатическим искусством считались и умолчание, и специально подобранная информация, которую отнюдь не всегда выражало слово.

По отношению к представителям дружественных держав строгости сохранялись лишь до первой аудиенции во дворце. Имперскому посланнику Г. Хойгелю в 1587 году говорили, что «еще он у государя не был, и его людей гулять спущати непригоже, и как у государя он будет, и ему, и его людем тогды поволность будет» [96] ПДС. — Т. 1. — С. 967. .

В Москве, конечно, остерегались разглашения послами целей их миссии до того, как об этом узнает правительство. Но важнее было другое. Строгая охрана послов до аудиенции имела прежде всего церемониальное значение: посол прибывал к государю и именно перед ним должен был предстать в первую очередь. Габсбургский посол С. Какаш, которому в 1602 году было сделано такое же заявление, как и Хойгелю, справедливо рассудил, что причиной этого служит опасение «умалить достоинство великого князя, если кто другой станет говорить с посланными к нему» [97] Какаш С. и Тектандер К. — Указ. соч. — С. 12. . В Западной Европе правила дипломатической вежливости также требовали, чтобы посол никому не наносил визитов до первого представления монарху [98] Ossoliftskl J. Pamietnik (1595–1621). — Wroclaw, 1952. — S. 129. . Но в Москве подобные правила проводились в жизнь с той жесткостью, которая была выработана в русско-литовских отношениях. Традиционный для этих отношений суровый режим содержания послов, отчасти распространенный и на представителей других держав, смягчался медленно. Предоставление свободы послам после первой аудиенции у царя стало нормой лишь в XVII в.

С момента встречи иностранных дипломатов всех рангов у рубежа России они переходили на полное государственное обеспечение продовольствием. В Москве такой порядок считали единственно правильной формой содержания посольств, и в 1585 году Л. Новосильцев, будучи в Вене, с удивлением отметил, что испанский и папский послы, живущие при дворе императора, «едят свое, а не цесарское» [99] ПДС. — Т. 1. — С. 905. . Голландец И. Масса в своих записках неоднократно сообщает, что тот или иной посол в Москве был освобожден царем от всех издержек — для него это обычай, который заслуживал одобрения и незаслуженно не был принят в Европе.

Возможно, такая традиция сохранилась на Руси еще со времен междукняжеских съездов домонгольского периода, когда их участники содержались за счет того князя, в чьей земле находились. Во всяком случае, не стоит выводить эту норму целиком из восточных образцов, как делал русский историк Н. И. Веселовский [100] Веселовский Н. И. Татарское влияние… — С. 2. .

Действительно, если в России иностранные дипломаты получали съестные припасы с момента вступления на русскую территорию и до пересечения ими границы в обратном направлении, то в Персии, например, русские послы начинали получать «корм» лишь после первой аудиенции у шаха (в России это было принято по отношению к частным лицам, удостоившимся высочайшей аудиенции, — купцам и т. д.), И в Персии, и в Турции выдача продовольствия прекращалась после прощальной аудиенции («отпуска»), В 1570 году русскому посланнику И. П, Новосильцеву говорили в Стамбуле, что у султана «в обычае держит: как которых послов отпустит назад, и по тот день и корм дают». Новосильцев заявил в ответ: «Которых земель послы и посланники у государя царя и великого князя бывают, и тем послом кормы дают, доколе они на Москве пробудут, да и в дороге им кормы дают же и до государевы украины». Для Новосильцева это был вопрос престижа: в Турции к нему должны были относиться так же, как в России относились к турецким послам. В итоге ему посулили продолжать выдачу продовольствия, причем заявили, что тем самым султан его «учинил всех болши послов», ибо остальным «после отпуску корму никоторым не давывал». Однако, несмотря на столь лестное и многообещающее заверение, Новосильцеву, как он отмечает в своем статейном списке, «корму турского на путь не дали ничего» [101] Путешествия русских послов в XVI–XVII вв. — С. 93–94. .

В Крыму русские и польско-литовские дипломаты часто питались за свой счет; припасы на обратную дорогу получали далеко не всегда, и то в небольшом количестве. В 1614 году, например, находясь при дворе ургенчского хана, русское посольство «корму» не получало вовсе [102] ПДТСП. — Т. 1. — С. 36, 62; Т. 2. — С. 279. . Если обычай снабжения послов продовольствием в какой-то степени и был заимствован из восточной дипломатической практики, то в России он приобрел новые черты. Посол был гостем государя, и обращение с ним во многом объяснялось законами гостеприимства, которые были схожи у разных народов.