Николай Устрялов - Политическая доктрина славянофильства

III.

Итак, народ не должен государствовать, но власть государственная обязана все же своим бытием народу. Народ добровольно призывает власть и облекает ее неограниченными полномочиями, а сам, по выражению Хомякова, "уходит в отставку", т.-е. возвращается к своей внутренней духовноматериальной жизни. В истории России, по мнению славянофилов, два факта являются в этом отношении символическими, -- призвание варягов в 862 году и всенародное избрание Михаила в 1613- м. Эти факты -- яркое свидетельство нашего своеобразия по сравнению с западным человечеством, -- "На Западе власть явилась, как грубая сила, одолела и утвердилась без воли и убеждения покоренного народа. В России народ сознал и понял необходимость государственной власти на земле, и власть явилась, как званый гость, по воле и убеждению народа"38).

Ясно, что при таких условиях неограниченная власть может быть облечена только в монархическую форму, ибо всякая другая форма в большей или меньшей степени предполагала бы участие народа в высшем правительственном организме. "Только при неограниченной власти монархической, народ может отделить от себя государство и избавить себя от всякого участия в правительстве... предоставив себе жизнь нравственно-общественную и стремление к духовной свободе"39). Именно таков, по мнению славянофильства, идеальный смысл русского самодержавия, "русского исторического государственного начала". Недаром говорится в древних русских грамотах, -- "сами знаете, что такому великому государству без Государя долгое время стоять нельзя". И еще: "без Государя государство ничем не строится и воровскими заводами на многие части разделяется, и воровство многое множится"40). И вот царь, живой русский человек, человек из народа, берет на себя народом на него возложенное великое бремя власти, государствования. Во имя служения Земле он как бы отрекается от себя и посвящает себя тем делам государственным, которым так чужд по природе всякий русский человек. "Царь, царствуя, -- пишет Д. Х., -- почитается совершающим великий подвиг самопожертвования для целого народа... Власть, понятая, как бремя, а не как привилегия, -- краеугольная плита самодержавия"41). На венец царя славянофилы смотрели, как на своего рода мученический венец, жертвенный символ самоотречения. "Русский царь, -- пишет И. Аксаков, -- с своей прирожденной наследственной властью -- не честолюбец и не властолюбец: власть для него -- повинность и бремя; царский сан -- истинно подвиг"42). Эта же мысль выражена и в известном стихотворном обращении Хомякова к царю, венчающемуся на царство, -

А ты, в смирении глубоком

Венца принявший тяготу,

О, охраняй неспящим оком

Души бессмертной красоту!

И настойчиво подчеркивают славянофилы, что по внутренней своей природе русское самодержавие -- не западный абсолютизм и не азиатский деспотизм. Становясь тем или другим, оно извращает свою природу.

Русский царь не может противопоставлять себя народу: ведь его бытие основано исключительно лишь на нежелании народа властвовать. В этом отношении чрезвычайно знаменательно одно замечание Хомякова в его частном письме к А. Н. Попову. Касаясь вопроса, затронутого только-что появившейся тогда статьи Ф. И. Тютчева, Хомяков, между прочим, пишет: "В народе, действительно, souverainetй suprкme. Иначе что же 1613 год? И что делать Мадегасам, если волею Божиею холера унесет семью короля Раваны?.. Самое повиновение народа есть un acte de souverainetй"43).

Эти слова чрезвычайно характерны для первого поколения славянофилов. И становится довольно понятным, почему их так опасались в Петербурге. Выходит, пожалуй, что не без некоторого внешнего основания писал Дубельт, прочтя предназначавшиеся для второго "московского сборника" статьи, -- "Нахожу, что московские славянофилы смешивают приверженность свою к русской стране с такими началами, которые не могут существовать в монархическом государстве"44).

"Самодержавие, -- излагает славянофильскую доктрину свободный от цензурных стеснений Д. Х., -- есть олицетворенная воля народа, следовательно, часть его духовного организма, и потому сила служебная... Призвание его состоит в том, чтобы творить не волю свою, а... вести народ по путям, "им самим излюбленным", не предначертывать ему измышленного пути. Задача Самодержца состоит в том, чтобы угадывать потребности народные, а не перекраивать их по своим, хотя бы "гениальным" планам. Весь строй самодержавного правления должен быть основан на прислушивании к этим потребностям и к тому, как народ понимает сам средства удовлетворить их"45). Совсем иное дело абсолютизм: он есть власть безусловная, совершенно отрешенная от основ народного бытия.

При самодержавии народ свободен. Славянофилы думали даже, что только при самодержавии он свободен воистину46). Он всецело предоставлен самому себе. Он не вмешивается в область правительственной власти, но зато и правительственная власть должна уважать его внутреннюю жизнь. "Самостоятельное отношение безвластного народа к полновластному государству, -- пишет К. Аксаков, -- есть только одно: общественное мнение"47). Классическое славянофильство, в отличие от позднейшего национализма, считало самодержавие неразрывно связанным с полной и широкой свободой общественного мнения. Иван Аксаков прославился в русской публицистике шестидесятых и восьмидесятых годов своею смелой и яркой защитой идеи внутреннего общественного самоуправления, свободы совести, мысли и слова, своим принципиальным протестом против смертной казни. Во имя славянофильских начал он обличал фактические несовершенства русской жизни, пороки русской власти. Во имя истинного самодержавия он боролся с искаженным, лживым его подобием. "Внешняя правда -- Государству, внутренняя правда -Земле; неограниченная власть -- Царю, свобода мнения и слова -- народу", -такова любимая формула славянофилов48). Самодержавие сильно доверием народа, его свет -- свет отраженный. Царь должен слушать свободное слово народа, должен знать народную душу. "Истинно самодержавная власть, -- пишет Д. Х., -непременно себя проявит всяческими видами общения с народом, из которых одним может быть и Земский Собор"49). На созыве совещательной Земской Думы особенно настаивал А. И. Кошелев в своих заграничных брошюрах, -- "Самодержавие, само себе предоставленное, -- писал он, -- в настоящее время не может не чувствовать своей несостоятельности, в виду предлежащих ему все более и более усложняющихся задач, и не сознавать тяжкой ответственности за свершаемые им дела. Пользуясь советом народных избранников, оно разделит с ними ответственность за делаемое"50).

Взаимное доверие между царем и народом не нуждается ни в каких внешних, формальных обеспечениях: "Гарантия не нужна! -- с обычным своим пафосом восклицает Белинский славянофильства, Константин Аксаков. -- Гарантия есть зло. Где нужна она, там нет добра; пусть лучше разрушится жизнь, в которой нет доброго, чем стоять с помощью зла. Вся сила в идеале. Да и что стоят условия и договоры, коль скоро нет силы внутренней?.. Вся сила в нравственном убеждении. Это сокровище есть в России, потому что она всегда в него верила и не прибегала к договорам"51). Ту же мысль развивает и Иван Аксаков, -- "не на контракте, не на договоре зиждутся в России отношения народа к царю, а на страхе Божием, на вере в святыню человеческой совести и души"52). Западный принцип "количества", принцип suffrage universel, "эту истинно недостойную, подлую охоту за голосами" глубоко презирали идеологи нашей самобытности53).