Михаил Пинчук - Советские партизаны. Мифы и реальность

Причины преступлений в отношении гражданского населения были разные (в том числе сведение личных счетов, дескать, «война все спишет»). Но все же можно выделить причины, наиболее часто «детонировавшие» ситуацию.

Об этом советские и российские авторы никогда не писали, но подобные указания «сверху» имели место. Поскольку чекисты первыми бежали от войск наступавшего противника, на оккупированной территории осталось много людей, которых органы НКВД не успели ни расстрелять, ни арестовать. Таковые подлежали уничтожению.

«Согласно детальному рассказу Копенкина (Иван Копенкин, командир партизанского отряда имени Буденного, до войны — оперуполномоченный Татарбурнарского райотдела НКВД Измаильской области УССР — М.П. ), его партизаны расстреливали мирных жителей, лояльно настроенных к немцам, агентов германских спецслужб, старост, „церковников“ (глубоко верующих людей или служителей религиозных культов), дезертиров из Красной Армии, а также солдат, отпущенных немцами из плена. Расстреливаемые были в возрасте от 14 лет и старше.

Любопытно, что сам Копенкин откровенно рассказывал о том, что убивал и членов семей указанных граждан — в том числе жену, мать и дочь одного старосты (бывшего кулака) — мотивируя это тем, что они „активно распространяли антисоветские слухи“ (…) Иван Копенкин получил звание Героя Советского Союза 18 мая 1942 г…» (Гогун А. Коммунистический партизанский террор в Украине в годы советско-германской войны, 1941–1944 гг., с. 148).

Деревенский житель, убитый партизанами на пороге своей хаты.

Антипартизанский плакат на беларуском языке.

К слову, после возвращения советской власти в 1944 году целому ряду партизанских отрядов поручили новое важное дело — грабить местное население в интересах Красной Армии. Эту тему — откуда РККА брала продовольствие — исследователи либо обходят, либо фальсифицируют (мол, крестьяне добровольно сдавали, так сказать «радостно и с песней»).

И. Старинов в шифрограмме заместителю начальника Украинского ШПД Т. Строкачу 17 марта 1944 года сообщал:

«В освобожденных районах Тарнопольской области население спрятало часть скота, свиней, создав тайные склады для банд националистов, которые пока ушли в подполье, леса, на территорию, занимаемую немцами. На работы по ремонту дорог выходит незначительный процент. Есть случаи отравления, убийств, обстрелов. Чувствуется явная враждебность к нам. (…) такое же положение, видимо, и в Львовской области… Четвертую войну воюю, но никогда не встречал такой враждебной среды, как в освобожденных районах Тарнопольской области» (Сергийчук В. Десять бурных лет. Западноукраинские земли в 1944–1953 гг. Новые документы и материалы. Киев, 1998, с. 32).

Воевать с вражескими солдатами было очень непросто и весьма опасно. Совсем другое дело — уничтожать мирных граждан, объявляя их «вооруженным противником» (полицаями), а деревни — вражескими гарнизонами.

Указания «Центра» требовали «уничтожения опорных пунктов противника». Но большинство партизанских командиров интерпретировали их по-своему. Вместо опорного пункта в деревне N они уничтожали саму деревню N. Ведь приказ не уточнял деталей. «Атаковать селение N» (подразумевая противника в нем)? Так мы и атакуем селение N! Постреляем местных, сожжем хаты и отрапортуем в ЦШПД об «успешной реализации замысла». Своих-то безоружных в тысячу раз легче убивать, чем чужих вооруженных!

Жуткие преступления совершили советские партизаны на Украине в селе Старая Рафаловка.

«Приведем рассказ Раисы Сидорчук, жительницы села Старая Рафаловка Владимерецкого района Ровенской области. Речь идет об уничтожении этого села отрядом Разведуправления Генштаба Красной Армии 13 октября 1943 года в разгар войны между бандеровцами и коммунистами. Но репрессии партизан против населения начались еще до создания УПА.

„Немцы наш городок огибали. Они в Новой Рафаловке, это километров за 15 от нас, стояли. А в лесах вокруг Старой Рафаловки вскоре зашевелились красные партизаны… Часто наведывались в наш городок. Называли себя партизанами „Дяди Пети“ (полковника А. Бринского — М.П. )…

Началось с того, что партизаны „Дяди Пети“ взялись „вершить суд“ над семьями, ребята из которых и оказались в шуцманах. Тогда и по этой причине совершили дикую расправу над семьей Пасевичей. В ней, кроме старших, было двое девчат, и ребята — Николай, Дмитрий и Леонид, который служил в шуцманах. Николая спасло то, что ушел в тот вечер из дома. Ему после войны дали за брата 10 лет (в СССР лицемерно заявляли, что „сын за отца не отвечает“ — М.П. ). А старшего Пасевича убили сразу. Потом, на глазах у матери, изнасиловали старшую дочь, Лизу. И всех постреляли. В старую Пасевичиху, Палажку, в мать то есть, которая на все это должна была смотреть, всадили под конец три пули. Но судьба распорядилась так, что Пасевичиха как-то выжила и прожила еще лет 20…

Также расправились они и с семьей Яновицкой Марии, у которой только младший парень остался, и с семьей Паламарчуков… Всего детей в семье было семеро. Сыновья Иван (он в шуцманы пошел), Андрей, Георгий и дочери Надя, Клава, Юля, Вера… Всех Паламарчуков, кроме Ивана и Георгия, которых партизаны не застали дома, поставили на колени и расстреляли. С Надей расправились в особенности жестоко, ее изнасиловали, выкручивали руки, истязали. Клаву тоже, прежде чем убить, изнасиловали.

А рядом с этим велись и обычные грабежи. Не дай чего партизанам, — жизнь отдашь. У старика Лазаря, жил такой в городке, семья была большая, — штаны из корта забирали. А он: „Не дам, это мне на смерть“. Выстрелил какой-то злодей: „Вот тебе, дед, смерть“. Я для себя перешила пальто покойной матери. Пришли. „Отдай!“ — говорят. Прошу: „Оно ж одно у меня, последняя одежка!“ Но напрасно было умолять…

В 1943-м пришли в Старую Рафаловку бандеровцы. Много. Какое-то подразделение УПА… Мы встревожились, так как кто его знал, зачем и что от них ожидать. Но никого, видим, не трогают. Даже в дома не заходят… Потом оставили из своих 16 человек гарнизон, да и ушли куда-то… Как-то рано утром разжигаю печку, слышу, будто выстрел где-то. Потом родителей вопль: „Убегайте, прячьтесь на пасеке!“ А стрельба уже со всех сторон. И горит уже. Мы спрятались, а Галя (соседская девочка — Авт. ) нет. И дяди моего нет, он еще раньше пошел к хлеву скот пасти. Отец мне говорит: „Выгляни, может где-то здесь“. Я вылезла: Галя, вижу, бежит. Корзиночку впереди себя с котятами несет. Я ей: „Сюда!“ А она машет руками: „Подожди, сейчас!“ Ошалевшая со страха. Понесла котят к хлеву. А через некоторое время оттуда такой вопль ужасный, что не передать.