Николай Валентинов - Наследники Ленина

Вот как она появилась.

Критикуя правых коммунистов, упрекая их в искажении "классовой действительности", оппозиция допытывалась, действительно ли признают они закон, канон о "дифференциации" деревенского населения. На это правые коммунисты отвечали, конечно, утвердительно, ибо Канон есть Канон. Но что заключает в себе этот Канон? По Ленину это означало неизбежное, ничем не останавливаемое расслоение сельского населения на "бедняков, середняков и кулачество". Бедняки села и батраки всегда почитались родными братьями рабочих городов, составляли с ними единый пролетарский класс. А все, что было вне их, Ленин долгое время считал мелкой буржуазией с крайним выражением ее в виде кулаков -- "вампиров, кровопийцев, пиявок, самых зверских, самых грубых, самых диких эксплуататоров" (см. его

статью "Идем в последний и решительный бой", написанную в первой половине 1918 г.). Против всей сельской буржуазии, как силы в основе своей враждебной социализму, и были двинуты в 1918 г. комитеты бедноты. На такой позиции ленинизм не удержался и вместо насильственного подчинения середняка социализму выдвинул другую тактику: в борьбе за социализм нужно "нейтрализовать" середняка. Не удержавшись и на этой позиции, Ленин вместо нейтрализации середняка выдвинул новый тезис: для построения социализма нужен под водительством пролетариата союз с середняком и признание старательного крестьянина (середняка) центральной фигурой нашего хозяйственного подъема. Около этой фигуры и завязалась в 1925 г. полемика, полная злобы и лжи. Наступая на оппозицию, правые коммунисты домогались от нее прямого и ясного ответа -- признает ли она ленинский завет о союзе с середняком и о "ставке" на него. Труся открыто выступать против ленинизма, оппозиция кончиками губ отвечала: разумеется, признаю! И тут была ложь, большая ложь. Внутренне, по своим издавна сформировавшимся убеждениям вся оппозиция (Троцкий, Зиновьев, Каменев, Преображенский, Пятаков и все прочие) отшатывалась от мужика вообще, подобно меньшевизму, бывшему течением, партией только городских рабочих. В мелком буржуа -- середняке оппозиция, исходя из того, что он стремится к зажиточности и по закону "дифференциации" делается вампиром-кулаком, видела опасную фигуру. Из массы делающихся зажиточными старательных середняков могла сложиться богатая деревня. Подняв голову, сознав свою силу, она будет противостоять городу, а в удобный момент постарается опрокинуть ей чуждую пролетарскую власть. При таком отношении к подавляющей массе крестьянства оппозиция боялась требуемого крестьянством расширения или установления настоящего НЭПа и в конце концов логически, "прямо подходила к старой троцкистской тезе, гласящей, что пролетариат "неизбежно войдет во враждебные столкновения" с широкими массами крестьянства, при содейстрвии которых он пришел к власти. "Противоречия в положении рабочего правительства в отсталой стране с подавляющим большинством крестьянского населения смогут найти свое

разрешение только в международном масштабе на арене мировой революции пролетариата"30.

А это убеждение отрицало развиваемую правыми коммунистами идею возможности построения социализма в одной стране без помощи мировой революции и давало им право обвинять оппозицию в полном неверии в судьбы социалистического строительства в России.

Отвечая на удары, оппозиция, в свою очередь стремилась добиться от правых коммунистов категорического ответа: признают ли они существование в деревне опасного для советского строя кулачества, стремящегося подчинить себе всю массу середняков.

Не смея отрицать канон "дифференциации" и неизбежно ею создаваемый слой кулаков, "вампиров, кровопийцев, самых зверских эксплуататоров", правые коммунисты отвечали: кулачество в деревне несомненно существует. И под этим ответом скрывалась большая и сознательная ложь. В том-то и дело, что в 1925 г. этих "вампиров и кровопийцев" в деревне уже почти не было. Восьмилетнее управление деревни сначала комитетами бедноты, потом дикими комъячей-ками сельских и волостных советов выжгло кулаков, а новым не позволило сложиться. Когда Калинин в статье от 22 марта 1925 г. в "Известиях" заявил, что "Кулак это жупел, это призрак старого мира. Это не общественный слой, даже не группа, даже не кучка, это вымирающие единицы" -- никто тогда ему не возражал. Это была сущая правда, но когда через полгода некий Богушевский в статье в "Большевике" слова Калинина почти повторил, из Кремля пришел приказ на Богушевского свирепо накинуться. Термином "кулак" все свободно оперировали, наличие опасного "кулачества" признавалось явлением неизбежным, иначе пришлось бы отрицать "закон дифференциации", но правые коммунисты знали, что кулака довоенного типа в деревне в 1925 г. нет, есть лишь "вымирающие единицы". А так как "кулака-вампира" все-таки надо было во что бы то ни стало найти, кулаком стали называться крестьяне, до революции имевшие, а после революции переставшие иметь или купленные земли, или

30. Предисловие Троцкого, написанное в 1922 г. к книге "1905 год".

мельницу, или торговое предприятие. Бюджетное обследование 1925 г. показало, что среди крестьян, сеявших свыше 16 десятин, была часть таких, которые производили посевы на такой же площади еще до войны. В степной Украине этих сохранивших прежнюю посевную площадь было 39%, в центральной земледельческой области -- 21%, в Белоруссии -- 44%. Все эти посевщики свыше 16 десятин стали называться кулаками. Но что выделяет крестьянское хозяйство, сеющее свыше 16 десятин от хозяйств с меньшим посевом? Так называемая "динамическая перепись" 1927 г. дала ответ. У хозяйств, сеющих до 2 десятин, семейный состав в среднем из 4,3 человек; у сеющих от 2 до 8 десятин этот состав из 5,2 человек, а у сеющих свыше 16 десятин семейный состав в среднем на двор -- 6,4 человека. Не "кровопийство", не ростовщичество, не какая-то эксплуатация бедняков, а значительно большее число рабочих рук в семье давали ей возможность засевать большую площадь, держать больше скота, продавать больше зерна, покупать больше машин, делаться зажиточнее. Чтобы создающегося таким образом неравенства в деревне не было, следовало бы предписать всем крестьянским хозяйствам иметь одинаковый семейный и рабочий состав, для чего каким-то особым способом регулировать зачатия и рождения. Правые коммунисты ставили ставку на "старательного середняка", развивающего свое хозяйство, на благо всей страны становящегося зажиточным. В то же время партийным каноном они принуждались объявлять этого зажиточного середняка -- кулаком, т.е. врагом. Это драматическое противоречие правые коммунисты несомненно ощущали, в "дипломатической" форме его вскрывали, а устранить окончательно не смели. Их ревизионизм не был так смел, не шел так далеко, чтобы опрокинуть многие каноны. Когда Бухарин бросил свой лозунг "обогащайтесь", он имел в виду не кулака-вампира, а идущего к зажиточности середняка, и все-таки от лозунга своего принужден был трижды отречься. Рыков, указывая на то, что между кулаком и зажиточным середняком грани провести невозможно, часто говорил: "Мы черт знает что делаем! Ведь в угоду Троцкому, Пятакову, Зиновьеву мы называем кулаком подлинного середняка, совершенно законно желающего быть зажиточным. Насколько была бы яснее и успешнее аграрная политика, если бы нам