Николай Валентинов - Наследники Ленина

-- Кто такой Керенский? Ведь он не только русский

министр, а глава власти, созданной революцией. Слезливый

Ламартин был всегда мне противен, но Керенский даже не

Ламартин, а Ламартинка, он не лицо мужеского пола, а

скорее женского пола. Его речь достойна какой-нибудь Сар

ры Бернар из Царевококшайска. Керенский -- это девица,

которая в первую брачную ночь так боится лишиться невин

ности, что истерически кричит: мама, не уходи, я боюсь с

ним остаться.

Отзывы Плеханова о речи Керенского были столь злы, что я с некоторым испугом спросил: неужели он именно в этом тоне будет писать статью о Государственном совещании?

Плеханов пожал плечами:

- Разумеется, нет. Всего того, что я о Керенском думаю, я написать не могу. Пока нет другого правительства, забивать на смерть существующее --значило бы играть на руку Ленина, делать дело Ленина.

Однажды, это было скоро после его приезда к нам, я спросил Плеханова --сколько лет он не был в России и какие в ней изменения особенно бросились ему в глаза. Плеханов сказал, что он уехал из России в 1880 г. (кажется, так, хорошо не помню, какой год он указал), и, следовательно, не видел ее около 37 лет. С внешней стороны серьезно, но по существу со злой иронией Плеханов начал говорить о том, что его поразило.

-- Видите ли, я до сих пор считал Россию в большинстве

своем населенной русскими -- славянами. Думал, что гос

подствует в ней славянский тип, примерно "новгородского

образца". Значит -- люди высокого роста, по преимуществу

долихоцефалы и блондины. Что же я вижу во всех россий

ских, петербургских и прочих советах рабочих, крестьянских

и солдатских депутатов? Множество людей черноволосых, большей частью брахицефалов, и говорят эти люди с каким-то акцентом и придыханием. Неужели, думал я, за эти годы, что не был в России, антропология ее населения так сильно изменилась? За все время, что приехал сюда, увидел, кажется, только двух истых представитилей новгородского типа -- это Авксентьев и Стеклов, но после проверки оказалось, что тов. Стеклов к новгородцам не принадлежит.

Розалия Марковна Плеханова, присутствовавшая при этом разговоре, заметила:

-- Ты так говоришь, что Валентинов может подумать,

что ты стал националистом и не терпишь тех, кого называют

инородцами.

-- Зачем ты нашему хозяину, возразил Плеханов, при

писываешь отсутствие понимания иронии? А все-таки, если

говорить серьезно, должен сказать, что меня не только пора

зило, а даже шокировало слишком уж обильное предста

вительство русских представителями других народностей,

населяющих Россию, как бы почтенны они ни были. В этом

видна незрелость русского народа.

Несколько раз в разговорах с Плехановым заходила речь о времени после первой революции до войны. Я указывал Плеханову, что в этот период, особенно с 1908 г., происходило огромное хозяйственное оживление в области индустрии, сельского хозяйства, жилищного строительства, городского хозяйства. Земля разными способами переходила в руки крестьян, и, настаивал я, на столыпинские законы нельзя смотреть только как на сплошь реакционную политику. Характеризуя 1908-1914 годы, я рассказал Плеханову, что в это время мне удалось побывать во множестве городов, в некоторых селах, очень многое видеть, и я пришел к убеждению, что всюду, за исключением какой-нибудь Суздали, не было видно застоя, наоборот, огромное стремление к культуре, к усвоению того, что я называл "европеизмом".

-- По-моему, не следует особенно увлекаться тем,

что вы видели. Это все точки на теле слона. Европеизма,

увы, в России мало. Это не Европа, не европеизм, а, как

говорил Тургенев, "первое лепетанье спросонья". То, что

вы рассказываете, находится в разногласии с тем, что об

этих годах писали газеты и журналы. Очень хотел бы, что

бы вы были правы, но помоги, Господи, устранить мое неверие.

Слова Плеханова, несомненно, находятся в тесной связи с его мыслью о политической и культурной незрелости, отсталости русского народа, вывести из которой, по его глубокому убеждению, могло при политической свободе только дальнейшее мощное развитие капитализма. О возможности, по Ленину, перехода, "скачка России в социализм" Плеханов говорил с презрением.

-- Нам после десятилетий пропаганды, просвещения

голов научным социализмом, марксизмом предлагают вер

нуться к ткачевско-бакунинской темной, невежественной

демагогии. Почему тогда не заменить электричество лучи

ной, а паровой локомотив -- конной тягой? Почти сорок лет

тому назад я написал "Наши разногласия" и "Социализм и

политическая борьба". Прошу указать, где, кто, когда опро

верг выводы из этих книг.

Об "Апрельских тезисах" Ленина и о том, что тот писал позднее, Плеханов говорил как о "бреде". Он неоднократно повторял это слово. "Бред, только бакунинский бред, способный находить отклик лишь в очень невежественной среде". Плеханов много рассказывал о своем первом знакомстве с Лениным, когда тот в 1895 г. приехал в Женеву.

-- Аксельрод, бывший на седьмом небе оттого, что дове

лось видеть человека оттуда и находящегося в самом центре

рабочего движения Петербурга, меня усиленно убеждал, что

за Ульяновым-Тулиным нужно ухаживать, так как он самый

видный представитель работающих в России социал-демо

кратов, а их тогда можно было пересчитать по пальцам двух

рук. И мы за Ульяновым действительно ухаживали, носились

с Ульяновым как дураки с писаной торбой. Однако к сей

почтенной категории людей я не принадлежу, и потому сразу

разглядел, что наш 25-летний парень Ульянов -- материал

совсем сырой и топором марксизма отесан очень грубо. Его

отесывал даже не плотничий топор, а топор дровосека. Ведь

этот 25-летний парень (Плеханов несколько раз повторил

"этот парень") был очень недалек от убеждения, что если

некий Колупаев-Разуваев построил в какой-нибудь губернии

хлопчато-бумажную фабрику или чугунно-плавильный за

вод, то дело в шляпе: страна уже охвачена капитализмом и

на этой базе существует соответствующая капитализму политическая и культурная надстройка. Мысль Тулина вращалась именно в подобных примитивных рамках, а разве это марксизм? [. .]

Я спросил Плеханова, как он относится к обвинению Ленина в получении денег от немцев (обвинение, брошенное Алексинским и Панкратовым) и к приказу Временного правительства об аресте Ленина.

-- Получал ли Ленин деньги от немцев? На этот счет ничего определенного не могу сказать. Установить это -- дело разведки, следствия, суда. Могу только сказать, что Ленин менее чистоплотен, чем, например, Бланки или Бакунин, заместившие в его голове Маркса. Арестовать Ленина после июльских дней, конечно, было необходимо. Революция дала стране полную свободу слова. Ленин, вместо того чтобы добиваться своих, на мой взгляд, бредовых идей только словом, хотел их проводить, опираясь на вооруженные банды. А когда оружие критики, как говорил Маркс, заменяется критикой оружием, тогда революционная власть на такую критику должна отвечать тоже оружием. Очень жалею, что наше мягкотелое правительство не сумело арестовать Ленина. Все говорят, что он скрывается где-то вблизи Петербурга и из своего убежища продолжает и писать, и давать приказы своей армии, иными словами, разлагать революцию и играть на руку немцам. Контрразведка Временного правительства так бездарна, что найти Ленина не может. Савинков мне сказал, что ловить Ленина не его дело, но если бы он этим занялся, то уж на третий день Ленин был бы уже отыскан и арестован.