Анна Баринова - Приключения профессионального кладоискателя

Старшее поколение – особенно те, чье детство прошло далеко от крупных городов, помнят, что нередко в советских школах, особенно после войны, один и тот же учитель одновременно вел и физкультуру, и труд, и пение. Да и в конце 70-х – начале 80-х годов по-прежнему катастрофически ощущалась нехватка учителей. Зато и школа была несколько другой. Эмоциональная связь с первым учителем, кто объяснял как умел сложности окружающего мира, у большинства учеников сохранялась на всю жизнь.

Я учился в обычной поселковой школе Ступинского района Московской области. Был у нас такой учитель – Федор Филиппович Зверев. Им затыкали все вакансии: труд, рисование, начальную военную подготовку… Он же у нас вел и немецкий. Это был весьма пожилой человек – за семьдесят. Но его никак не отпускали на пенсию – некем заменить. А впрочем, он туда и не стремился. Некоторые дети любили его, другие побаивались, но игнорировать его было просто невозможно – слушались все. Облик и поведение Федора Филипповича разительно контрастировали с типовым сельским педагогом: благородные черты резко очерченного лица, орлиный взор, невозмутимость, глубочайшая внутренняя культура и выдержка – он даже с первоклашками разговаривал «на вы»! Такая вежливость, понятное дело, была неведома и директору школы!.. И еще Федор Филиппович никогда не кричал на своих учеников – он ими командовал, порой коротко и жестко, порой не жалея времени на логические объяснения.

В поселке не только профессиональная деятельность, но и многие моменты бытовой жизни человека у всех на виду. И в ежедневном обиходе контраст Федора Филипповича с прочими был разителен. Он отпускал комплименты и целовал ручки женщинам, нетрезвым дояркам – в том числе! Никто никогда не видал его пьяным, не слышал от него ругательств. Старый учитель был очень эрудирован, его немецкий идеален, как родной, а по-русски он говорил особенно правильно. В целом в поселке его весьма уважали, но иногда, чаще всего – по пьяни, местные пастухи кричали ему вслед «фашист проклятый!». Мне казалось это дикостью, да и обидно было за него. Я это связывал с тем, что он преподавал немецкий. И еще одна странность: когда 9 Мая и в день объявления войны (22 июня) вся наша сельская администрация, батюшка наш – отец Владимир, председатель совхоза, интеллигенция в лице агронома, фельдшера, ветеринара и учителей, и, конечно, ветераны собирались у памятника, какой есть в каждой деревне, в каждом уголке России, – обелиск павшим односельчанам, на ежегодных торжествах по поводу нашей Победы в ВОВ, он, единственный из учителей, никогда не присутствовал. Потом я узнал, что его и не приглашали. Обычно в эти дни Федор Филиппович отправлялся в храм и заказывал панихиду по своим однополчанам. Ни я, ни другие ученики нашей школы, понятное дело, не задумывались, с чем это связано. Мы же с ним были просто дружны на почве моего увлечения военной историей.

И когда я закончил школу и отправился во взрослую жизнь, наша дружба продолжилась – не только в письмах. Бывая на родине, я обязательно привозил из Москвы книги по его заказу – в основном военно-исторические: мемуары полководцев, воспоминания солдат и офицеров – участников боевых действий… Часами беседовали мы с ним про войну. Он знал не только даты и точки большинства сражений, не только исход, но критиковал стратегические решения и тактические маневры, разбирал штабные интриги, со знанием дела сопоставлял человеческие и технические ресурсы гитлеровской Германии и сталинской России… Он знал войну изнутри. Меня это восхищало, но и пугало одновременно. Потому что он знал ее – со стороны врага. В книгах, в наших с ним беседах он искал ту грань, за которой начался перелом, и уже немцы на российской территории были обречены. Искал – и, казалось, не мог найти. «Все делалось правильно!» – в растерянности разводил руками этот странный старик.

Однажды я дорос до главной догадки. «Скажите, Федор Филиппович, – задал я лобовой вопрос, – почему вы так интересно вели у нас курс истории древнего мира, средних веков и даже современной – вплоть до начала войны? А про Великую Отечественную – никогда! Нам безвкусно пережевывал факты Семен Иваныч, закончивший некогда два курса историко-архивного, от безнадеги подавшийся в сельскую школу и принятый там в связи с острой нехваткой кадров. Основной его работой, если помните, было плотничать. Да он и любил ремесло гораздо больше педагогики!..»

Так, в начале 90-х, я с удивлением узнал, что мой самый любимый учитель – никоим образом не русский Федор Филиппович Зверев, а пленный немецкий офицер Теодор Фридрихович Зиверс. Бывший гауптштурмфюрер СС особо приближенный к руководителю внутреннего органа СС «Аненербе». Мало того, он был племянником руководителя «Аненербе» штурмбанфюрера СС Вольфрама Зиверса. Сначала я был ошеломлен. Потом задавал тысячи вопросов, на которые мой старый учитель не всегда успевал отвечать. Вот какую картину в тот день мне удалось восстановить по довольно-таки отрывочным рассказам Теодора Фридриховича Зиверса.

Начинался XX век. Казалось, цивилизованный мир обернут лицом к рациональной науке, однако из-под этой маски прорывалась все та же свойственная детству человечества вера в чудеса, вера в первородные силы. Оставшись наедине с капиталистическим наращиванием материального благополучия, человечество скучало по духовности и, как неразумная детвора, избирало самые уродливые ее формы. Поиск духовной традиции человечества уводил в ирреальную древность. Ее назвали «добиблейскими временами». Профессора медитировали над выбитыми на камне рунами, пытались уловить власть заклинаний бестелесных жрецов. Шли годы. Уже горел рейхстаг. Потом Гитлер пожимал руку президенту Гинденбургу, приведшему его к власти. Потом занимал кабинет рейхсканцлера. Это знают все, потому что происходило у всех на виду. Это – так называемая официальная история. Однако мало кто помнит сегодня, что в 1933 году в Мюнхене проходила историческая выставка, именуемая «Ahnenerbe» – дословно – «наследие предков». Среди экспонатов находились древнейшие рунические и проторунические письмена. Возраст некоторых из них специалисты оценивали в 12 тысяч лет. Их собирали в Палестине, пещерах Лабрадора, в Непале и на Тибете – по всему свету.

Внимание к выставке проявило руководство набиравшей силу СС. Маленькие охранные отряды партии переросли уже в мощную и агрессивную организацию, которой требовались направление, поле деятельности и объект приложения сил. Чтобы обосновать притязания Германии на мировое господство, необходимы были доказательства, что именно нордическая раса наиболее духовно развита. Требовались особые мистические знания. Их искали в прошлом. Подтверждение выводу, что власть над миром должна принадлежать духовному меньшинству, требовалось доказывать не только силой оружия, но и древними формулами, и артефактами. Вот почему уверовавшие во все это Гитлер и особенно Гиммлер давали добро и финансировали исследования. Охотно вспоминалась легенда о дающей власть над миром чаше Грааля. В СС к этому относились всерьез. Да и Гитлер допускал, что Грааль – это камень с руническими надписями. И они несут не искаженную, как в более поздних типах письма, к которым относили и Библию, мудрость божественного происхождения. Мистика опасна тем, что затягивает, как водоворот, и рано или поздно способна свести с ума.