Игорь Атаманенко - Эликсир бессмертия для вождя. Секретные лаборатории на службе власти

Уж как только ни изголялись отвязные журналисты Западной Европы и США, какие осанны ни пели, сравнивая Первого секретаря ЦК КПСС и с Петром Великим, и с царём-освободителем Александром II…

Хрущёв искренне верил этой изощрённой лести. Одним из доказательств этого тезиса является появление в 1971 году на Западе его мемуаров.

…Когда совратитель малолетних говорит о том, что детей любить надо, в его устах эта абсолютная истина звучит кощунственно.

Когда «верный ленинец» выпускает в свет свои мемуары в стане идеологического противника, борьбе с которым он на словах посвятил всю свою публичную жизнь, — это даже не предательство, это — глумление над верой в коммунистические идеалы миллионов вероломно обманутых граждан своей страны. Граждан, которым, кроме прочего, было обещано и построение коммунизма к 1980 году.

В общем, кругленькая сумма (около $2 миллионов) за публикацию мемуаров на Западе не была переведена в СССР, а осела на счетах в «Бэнк оф Нью-Йорк». Эти деньги в последующем составили стартовый капитал для сына Хрущёва, Сергея, который во время горбачёвской перестройки перебрался в Соединённые Штаты на постоянное место жительства…

Июнь 1973 года. Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев вернулся из США, где находился с государственным визитом.

Несмотря на то, что поездка и переговоры с президентом Никсоном в целом прошли успешно, Брежнев чувствовал себя не в своей тарелке. И хотя его личный врач Евгений Чазов объяснял состояние длительными перелётами, уговаривая денёк отлежаться и ночь поспать, генсек верил более надёжному способу. Надо было срочно полечиться народным средством, которое передали белорусские товарищи.

Увы, «Беловежской Пущи» — крепчайшей водки, настоенной на травах, — дома не оказалось, поэтому на следующий день, в воскресенье, сразу после пробуждения, Леонид Ильич ринулся в Кремль.

…В приёмной его поджидал Константин Черненко.

Соратник и по совместительству заведующий общим отделом ЦК КПСС, всем в своей жизни обязанный Брежневу, он никогда не упускал случая, чтобы остаться с ним наедине. Только в общении с глазу на глаз он имел возможность засвидетельствовать личную преданность, получить подтверждение, что по-прежнему является членом клана и сопричастен. А в этом Константин Устинович сейчас нуждался как никогда прежде, ибо…

Брежнев и Черненко работали вместе в Молдавии, и с тех пор Константин Устинович сопровождал Леонида Ильича повсюду до самой смерти. Он был единственным в свите Брежнева, к кому тот прилюдно мог обратиться на «ты».

При всей казенности аппаратной службы, не требовавшей особого ума, участок работы у Черненко был важный.

Материалы к заседаниям Политбюро, Секретариату, совещаниям, встречам и проводам делегаций, весь рабочий календарь Генерального — всё это было в ведении общего отдела.

Константин Устинович и его подчинённые ежедневно работали до 11–12 часов вечера, порой задерживались и дольше.

…Огромный объём информации, который необходимо было переварить и удержать в памяти, постоянное нервное напряжение, накапливавшееся годами, не могли не сказаться на его физическом и умственном здоровье.

Немудрено, что одним из первых, кто в ближайшем окружении Брежнева стал активно пользоваться снотворным, был именно Черненко.

Через некоторое время увлечение гасящими возбуждение наркотиками начало проявляться в его поведении: походка из суетливо-семенящей стала расслабленно-неуверенной, речь — вялой и невнятной.

Заторможенность в движениях и мыслительных процессах становилась всё более очевидной проработавшим с ним не один год сотрудникам аппарата ЦК.

Теперь он зачастую отвечал невпопад, отрешенно вперив взгляд в пространство над головой собеседника.

На периферийных партийных сановников, впервые общающихся с Черненко, он производил впечатление человека, глубоко озабоченного партийно-государственными проблемами. На самом же деле — Константин Устинович просто спал с открытыми глазами, не в состоянии освободиться от наркотических пут после утренней побудки.

Начались проколы. Брежнев не раз отчитывал его:

— Ну, что же ты, Костя? Забыл?

Иногда с нарастающим раздражением:

— Надо же думать, соображать!

Черненко выходил из кабинета жалкий: лицо красное, руки дрожат.

К. У. Черненко

Попытки загладить свою вину всё чаще принимали комичную форму, превратившись в откровенное подобострастие и угодливость.

Его знаменитая фраза-рефрен: «Всё хорошо, всё хорошо», которой Черненко неизменно отвечал на все обращенные к нему вопросы, ставила в неловкое положение собеседников, свидетельствовала, что он не совсем здоров и занят собственными мыслями и проблемами.

Из-за этой фразы, ставшей притчей во языцех среди окружавших его партноменклатурщиков, он постоянно попадал впросак.

Желающих обменяться с ним мнениями о текущих политических событиях становилось всё меньше.

А личная охрана членов Политбюро от души хохотала, пародируя его на все лады в кремлёвских закоулках.

Завидев вошедшего генсека, Константин Устинович с усилием поднялся и заплетающейся походкой, но с распростёртыми руками двинулся навстречу.

Брежнев к объятиям расположен не был. Черненко это понял и руки опустил.

— С благополучным возвращением, Леонид Ильич! Как съездили?

— Пронесло… К чёртовой матери!

— Ну вот, всё хорошо, всё хорошо…

Брежнев вскипел, выругался и громко крикнул:

— Что ж тут хорошего?! Меняпронесло, а ему «всё хорошо, всё хорошо»!

Крик Хозяина вырвал Черненко из наркотического забытья, он вдруг преодолел барьер, отделявший его от реальности:

— Что-то случилось, Леонид Ильич?

Брежнев в ответ только захлопнул дверь и опрометью бросился к шкафу, к вожделенной «Беловежской», так как вновь почувствовал позывы опорожниться.

Визит подходил к концу, и Никсон пригласил Брежнева погостить денька два-три у него на ранчо в Сан-Клементе — местечко неподалёку от Лос-Анджелеса, на берегу Тихого океана.

23 июня генсек и президент самолётом отправились из Вашингтона в Калифорнию, а оттуда на военном вертолёте добрались до пункта назначения. Вскоре в одной из комнат состоялась их очередная беседа, затянувшаяся за полночь.

Личная охрана Брежнева во главе с генералом Рябенко, воспользовавшись моментом, осмотрела помещения дачи и подворье.

Ничего особенного. Одноэтажный домишко со скромным убранством комнат, которые язык не поворачивался назвать апартаментами.