Эльвира Ватала - Любовные утехи русских цариц

Узнав, что владимирский наместник берет взятки, она послала ему в подарок в день Нового года кошелек с метр величиной. Самое прискорбное для наместника было то, что он, не подозревая подвоха, развернул подарок царицы во время званого обеда на глазах многочисленных гостей, которые поняли значение такого подарка.

Если уж мы коснулись «доброты» Екатерины Великой, то скажем, что императрица, склонная к романтизму, не избежала его и в подарках своим подданным. Приносят, скажем, какому вельможе от царицы простой цветочек в глиняном горшочке, так, дрянцо — герань там или фуксию, он значение сие силится понять, во все стороны горшочек вертя и ничего не понимая. Глядь, а в стебелек цветочка драгоценный камень воткнут, цены неимоверной. Или вручают кому в подарок от царицы простой дешевый железный рукомойник, он понять сей намек не может и силится сообразить, что он такое сделал, что царица на него обиделась и такой подарок сделала, глядь, а вместо воды из рукомойника дождь драгоценных камней сыплется. Вот какая не только умная, но и остроумная государыня была.

Другие царицы так не изощрялись в подарках. У них традиционно: фаворитам должности и дворцы, фрейлинам — старые платья. Только старые, ни в коем случае не новые. И пусть бы попробовала какая придворная перещеголять царицу в роскоши платья или туалета, она живо бы или своей должности лишилась, или страшное наказание понесла. Так, Елизавета Петровна, претендующая на звание первой красавицы Москвы и Петербурга, вдруг на балу увидела в волосах красавицы фрейлины Лопухиной белую розу, а точно такую же розу имела в этот момент царица на своей царственной головке. Не смущаясь многочисленного общества, царица в дикой ярости схватила бедную Лопухину за косы, пригнула ее к земле и, ругаясь, как хороший извозчик (а ругаться-то она умела!), оттяпала ей часть косы вместе с кусочком кожи. А когда от ужаса Лопухина упала в обморок, Елизавета Петровна пожала плечами и, положив свою ручку на плечо кавалера, продолжала танцевать менуэт, который танцевала лучше всех в Петербурге. Она потом этой несчастной Лопухиной прикажет язык отрезать и выпороть публично.

Розу прицепила! Непростительная оплошность с вашей стороны, дорогая фрейлина! Воспитываясь при монаршем дворе, пора бы знать, что первенство по красоте и прочим качествам принадлежит монарху. Вон Клавдий Тиберий чуть под меч не попал, когда при начинающем лысеть Калигуле явился в блеске своей пышной чуприны. «Как ты смеешь ко мне с такими волосами являться? — закричал на него Калигула и тут же приказал страже: — Снять ему голову». На что Клавдий Тиберий с еще большей силой закричал слугам: «Чего уставились, олухи? Не слышали приказа императора? Он вам приказывает снять мне волосы». Словом, своей остроумной находчивостью жизнь свою спас для будущего блага Римской империи.

Екатерина I запретила дамам убирать алмазами обе стороны головы. Им разрешалось украшать только левую часть, правая была приоритетом царицы. Она одна могла носить горностаевые меха с хвостами, другие дамы щеголяли «без хвостов». Прямо сатира из журнала «Крокодил»: «Горят от зависти безлисые подруги». А еще одежда царицы отличалась от прочих смертных дам длиною рукавов ее сорочки. Длинные тонкие полотняные рукава наматывались на руку, и на такое мешающее делу и движениям изобретение шло 20 аршин материи. Екатерина же Великая, наоборот, в нарядах уподоблялась русским крестьянкам. Ее платья напоминали русские сарафаны.

А вообще-то все старинные русские одежды отличались весьма длинными рукавами, прямым разрезом спереди, пуговицами от шеи до пояса и, как мы уже говорили, множеством украшений.

Но довольно нам, дорогой читатель, о моде и других вещах обильно разглагольствовать. Кажется, все ясно, и вывод один напрашивается: царицы наши русские хоть и белились, и красились, и в драгоценных одеждах ходили, и детей рожали, и кушали вкусно — жили в красных теремах безрадостно, как в неволе.

Но так было только до шестнадцатого века.

Когда царицы русские сами стали править Россией, они всем показали «кузькину мать». Такие развеселья и оргии устраивали, что глаза на лоб у иностранцев вылазили, сторицей расплатились за все свои притеснения и прошлые бесправия! Все, что раньше разрешалось царям-мужчинам, они самовольно теперь себе разрешили. Разрешалось им, царям, при законных женах многочисленных любовниц иметь, и царицы стали их открыто иметь. Но чтобы грубым словом «любовник» слуха не оскорбить, стали называть его элегантно — фаворитом. Со всей нашей ответственностью мы утверждаем, что эпоха правления наших цариц — это эпоха царствования их фаворитов.

И прошла наконец пора скучать русской царице, а начать веселиться! Как говорится, из ада да прямо в рай! Земной, конечно! Но пока рай наступит, чистилище еще надо пройти. Это когда царицы хотя и не совсем еще из оков «Домостроя» вышли, но попрали их маленько. А начало этой «революции» положили вторая жена Алексея Михайловича Наталья Нарышкина и его дочь от первой жены — Софья.

Это она, шестая дочь царя Алексея Михайловича, родившаяся в 1657 году и сводная сестра Петра I, нарушила первой домостроевские порядки и много вольностей стала себе позволять. Прежде всего — долой затворничество! Что это за порядок такой — русские царицы носа из своего терема высунуть не могут. Как прокаженные какие из-за решетки на мир и людей смотрят и в церкви ото всех сторонятся. Софья первая начинает устраивать свои театральные представления. А в церкви стоит на виду у всех, прятаться от людских глаз не желает. Дух в нее какой-то непокорный, по-видимому, вселился. Любовника, женатого причем, себе взяла — Василия Васильевича Голицына. Ребеночка, сына от него прижила. На воспитание, конечно, в чужие руки, как принято было — все честь по чести, — отдала. Этот факт биографии царевны Софьи потом на разные лады писателями использован будет, конечно, с примесью соответствующей фантазии. И наиболее достоверно это сделал И. Лажечников. Любовные письма Голицыну почти открыто писала: «Свет мой, братец Васенька, — читаем мы в одном письме. — Здравствуй, батюшка мой, на многие лета! А мне, мой свет, не верится, что ты к нам возвратишься, тогда поверю, когда в объятьях своих тебя, света моего, увижу» [58] М. Семевский. «Исторические портреты». М. 1966 г. .