Эльвира Ватала - Любовные утехи русских цариц

Недаром в лечебной книжице XVII века как о действенном методе лечения импотенции сказано «о легком битии полового члена» березовым прутиком. А в русских банях, где хлещут себя березовым веником где попало, во какими Геркулесами мужики к женам возвращались! Так что не спешим плакаться над участью бедных монахов, щедро награждающих свои страждущие спины семихвостной плеточкой, может, они в эти мгновения величайший экстаз испытывали? Недаром как в России, так и в других странах возникли секты разных там Хлыстунов, сексуальные оргии которых не обходились без плеток.

Сходились там тайно, под покровом ночи, бабы и мужики из русских деревень в большую хату, чинно по углам в белых одеяниях на скамьях рассаживались, богопристойные песни и псалмы распевали, а потом, все больше и больше расходясь, в залихватские пляски пускались, да такие яростные, что пол от их пота весь мокрый был, как при хорошем мытье. А потом одежонку с себя скидывали и давай хлестаться по голому телу бичами и до такого дикого состояния доходили, что, как звери рыча, с воплями и пеной у рта на пол кидались и кто с кем мог совокуплялись. Старые с молоденькими и наоборот. Но какими же чистыми и просветленными, прямо умытыми родниковой водой возвращались поутру в свои хаты — богобоязненными мирянами, на хорошие действия нацеленными! Теперь они будут с остальными мирянами смиренно в церкви стоять и кротко в требник глядеть. Вот, значит, какая сила в плетке! Некоторые русские барыни дня своего не могли начать без того, чтобы какую дворовую девку не выпороть. Дед Петра Долгорукова заехал на петербургскую дачу к княгине Голицыной, жене фельдмаршала. «Ах, князь, как я вам рада, — встретила она его, — дождь, гулять нельзя, мужа нет, я умираю от скуки и собиралась для развлеченья пороть своих калмыков».

Помните, в рассказе Чехова проигравший в карты купец, будучи весьма не в духе по этому поводу, для облегчения своего настроения говорит сыну: «Поди-ка, Ваня, я тебя выпорю за то, что ты третьего дня стекло разбил».

Мы в этом вопросе вполне согласны с ученым-сексологом Герцеги, утверждающим, что «всякое сечение есть проявление садизма». Недавно по Московскому телевидению в популярной программе «Сегоднячко» (вообще-то такого слова нет в русском языке) квалифицированная няня спрашивала, как ей поступить, ибо ее хозяева наряду с хорошей зарплатой требуют, чтобы она по пятницам секла их детей. Ну что же, Горького тоже ведь дед порол только в определенные дни недели. Порядок и тут должен быть. А по секрету скажем: отвратительное это занятие — избивать собственных детей.

Но грешили этим делом очень многие, особенно на беззащитных упражнялись. Во времена Анны Иоанновны вообще было принято, что многие барыни, садясь за стол, приказывали сечь своих кухарок, поскольку вопль несчастных улучшал их аппетит.

Да, что там ни говори, а плетка во всех отношениях вещь замечательная: и поучить может, и на аппетит повлиять, и в пресные сексуальные сношения перчик подсыпать!

Но вернемся к нашему рассказу. Итак, значит, царь Петр I с большим недоверием стал относиться к дамскому обществу и предпочитал теперь лучше с друзьями пьянствовать, чем ассамблеи у себя в слободе устраивать. Вот пьет он как-то у Меншикова в доме, а подает им кушанья солдатская женка, пленная литовка Марта Скавронская. Петр, конечно, на нее ноль внимания, поскольку разочаровался в женском поле. Но тут изрядно подвыпивший Меншиков, которому алкоголь не в меру язык развязал, а может, и специально, не знаем, не уверены, но только начал такие пикантные подробности о женских прелестях Марты расписывать, что Петр не выдержал и уже повнимательнее на нее посмотрел. Посмотрел, и понравилась она ему очень. И заставил Меншикова уступить ему ее. Тот, конечно: какие разговоры, пожалуйста, с превеликим удовольствием. И с этого дня не расставался Петр с ней, напялил на нее военный мундир и по походам и по военным лагерям ее везде за собой таскал, что при близком наличии противника было крайне рискованным делом, но больно уж она ему полюбилась.

Но некоторые скептические историки утверждают, что ничего подобного, не Петр на нее внимание обратил, а сама она, когда стирала бельишко Меншикову, а в это время Петр зашел, она мыло в лохань с треском бросила, а сама кинулась в ноги государю и просила его с собой взять, плененную сироту, и служить ему и угождать во всем щедро обещала. Но мы в подробности не вдаемся. Не знаем, не были. Мало ли каким образом Марта к Петру попала, по своей ли воле или по принуждению, факт тот, что эта не умеющая ни читать, ни писать женщина, ложившаяся не под одного мужчину и вечно бывшая чьей-то наложницей, заставила царя полюбить ее, как говорят поэты, горячо и сильно — на долгие года, навсегда, в общем, а не так, как думал Петр — только на время военных походов.

Рискуя навлечь гнев монархистов и прочих ревнителей моральности, назовем вещи своими именами. Первоначальное намерение Петра было сделать из Марты обыкновенную наложницу военного времени, боевую подругу, или, как повсеместно принято называть, маркитантку. Как известно, была это особая разновидность проституток, так называемые солдатские девки, огромными массами сопровождавшие войска. Во все времена эти женщины были так же необходимы на войне, как оружие и амуниция. Во время осады Нейса у Карла Смелого в его войске находилось 4000 публичных женщин.

В хорошо обученной армии у любого полководца проститутки органически вписывались в ее интерьер как неотъемлемая ее часть, способная зарядить солдат должным патриотическим и боевым духом. Словом, если бы мы были циничны и вульгарны, мы бы сказали без обиняков — ё….ный солдат свирепее неё…ного. Но ведь не каждый из нас имеет смелость Эдика Лимонова называть вещи своими именами.

Эта должность была тяжелой и опасной. Историк о ней пишет: «Кареты их, дам, были прострелены пулями, разбиты пушечными ядрами. И эти милые дамы должны были попасться в плен, если не погибнуть в неудачном нападении».

И настолько в те времена было принято пребывание «боевых подруг» в войске, что даже короли без зазрения совести своих жен-королев и любовниц на войну с собой забирали. Так, Людовик XIV, собираясь завоевывать Нидерланды, захватил с собой жену Марию Терезу и любовницу Монтеспан. А та на сносях, вот-вот родит, но крепится, бедная. Сидят они рядышком в одной карете, как подружки хорошие, королева фаворитку утешает, нюхательные соли ей подсовывает, как вдруг видят, что, не разбирая дороги, напрямую, «по полям, по лесам, по долинам» мчится еще одна беременная любовница короля — Лавальер — и тоже вот-вот родит. И старается их перегнать и первой короля поприветствовать. Королева и Монтеспан, наглостью фаворитки изумленные, кричат ей вслед, чтобы остановилась, кулаки ей показывают, а та мчится, и все. Ослушалась приказа короля, который, еще куда ни шло, одной беременной фаворитке разрешил с ним ехать, а другой запретил, дабы аморальностью вида второго живота армию не смущать. Ну, конечно, эта Лавальер здорово себе навредила в мнении короля, оставил он ее, и вынуждена она была ребеночка в одиночестве рожать, король в это время у Монтеспан роды принимал.