Эльвира Ватала - Любовные утехи русских цариц

Сирых и убогих царицы жалели и привечали. И всегда щедрой милостыней их одаривали. Во-первых, «Домострой» им это наказывал, где черным по белому было написано: «Церковников и нищих, маломощных и бедных, и скорбных и странных пришельцев призывай в дом свой, и по силе накорми, и напой, и согрей, и милостыню давай от своих праведных трудов» [117] В. Михневич. «Русская женщина XVIII столетия». СПб. 1894 г., стр. 296. .

А во-вторых, сердобольность русских женщин, в том числе и цариц, от Бога ли, от сердца ли, но всегда была им свойственна. И несмотря на отдельные случаи проявления дикой жестокости и садизма, в целом русские бабы убогими не брезговали и по мере своих сил помощь им оказывали. И не только копеечку подадут, но на задний двор, в кухню заведут, накормят и напоят. И нищих на русском дворе было несметное множество. Спали они в подклетях, хозяевам очи не мозолили, а когда позовут, сказки рассказывали, на картах гадали, молитвы читали. Размножилось их не только по дворцам царским, но и по всяким домам купеческим или помещичьим видимо-невидимо.

Екатерина I любила разных проходимцев, неизменно их деньгами самолично одаривала. В свою приемную выходила, вечно наполненную попрошайками, со специальным ридикюлем. Никому не отказывала: то приданое бедным девкам даст, то солдатам пенсии назначит, а то просто послушает сказок разных и судьбу свою разгадает по их картам.

Царица Прасковья, мать Анны Иоанновны, жила в доме, где повернуться от проходимцев и проходимок было негде. Вместе со специфичной вонью «крестьянского духа» — смесью онучей с табаком и чесноком — вносили они в дом много насекомых-паразитов и грязи. И несмотря на регулярное хождение в баню, все страдали от вшей, блох и вообще нечистоплотности. Неопрятность, пыль, грязь, казалось, стали «вторым духом» русских домов. Вот как описывает один историк визит в дом царицы Прасковьи: «На девятнадцатом километре от Петроградской дороги лежит Троицко-Сергиева Пустынь. Раньше там были два скромных и грязных дома — сестер царицы Анны Иоанновны. Герцогиня Екатерина Иоанновна повела нас в спальню, где пол был устлан красным сукном, еще довольно новым и чистым, вообще же убранство комнат везде очень плохо, и показала нам свою собственную постель и постель маленькой своей дочери (это была Анна Леопольдовна. — Э. В.). Потом заставила какого-то полуслепого, грязного и страшно вонявшего чесноком человека довольно долго играть на бандуре и петь свои любимые песни. Песни были сального характера, потому-то молодая Прасковья (младшая сестра. — Э. В.) уходила из комнаты, когда он начинал петь, и приходила, когда он кончал. Но я еще более удивился, увидев, что у них по комнаткам разгуливает босиком какая-то старая, слепая, грязная, безобразная и глупая баба, на которой почти ничего не было, кроме рубашки. Принцесса часто заставляла плясать перед собою эту тварь. Она тотчас поднимает спереди и сзади свои старые, вонючие лохмотья и покажет все, что у нее есть. Я никак не воображал, что герцогиня, которая так долго была в Германии, жила сообразно своему званию, здесь может терпеть возле себя такую бабу» [118] Е. Анисимов. «Женщины на русском престоле». СПб. 1998 г., стр. 152. .

А «Во всякой всячине» читаем: «На днях съездил я к своей тетке, барыне лет семидесяти. Я старался подойти ближе к ее кровати, на коей она сидела, чтоб поцеловать у нее руку. Но почти непреодолимые препятствия между нами находились. У самой двери стоял превеликий сундук, налево множество ящичков, ларчиков, коробочек и скамеечек барынь. При конце сего узкого прохода сидела на земле слепая между двумя карлицами и две богомолки. Перед ними, ближе к кровати лежал мужик, который сказки рассказывал. Одна странница, два ее внука. Странницы лежали на перинах. Несколько старух и девок стояло у стен. Желая добраться до тетки, я перескочил через слепую, да неудачно, одной ногой угодил в карман с пирогом. Тетка как закричит: „Ты што, приехал ко мне домашних передавить? На слепую напал. Она так нонче пирогам радовалась, а ты, дурак, раздавил их своим бешенством“. Такого рода „нищелюбие“ практиковалось повсеместно в сердобольных мещанских домах» [119] В. Михневич. «Русская женщина XVIII столетия». СПб. 1894 г., стр. 302. .

Нищие и приживалки были своеобразной кастой во дворце Анны Иоанновны. Они часто хаживали в покои императрицы рассказывать ей сказки. А поскольку происходили из народа и русский фольклор, изобилующий колдунами, домовыми, ведьмами, был им не чужд, развлекали царицу наперебой. Одна нищая рассказала царице вот такую сказочку про колдуна. Рассказывает крестьянка Аграфена Купцова: «Я была маленькою, лет пяти-шести, у дяди жила, и однажды поздно вечером в избу кто-то постучал. Тетка подошла к окну, а мужик и говорит: „Дай испить, кормилица!“ — „Поди дале, — ответила тетка, — там подадут“, — и Затворила окно. „Ну, так припомни, голубушка“, — пригрозил прохожий и пошел себе. Наутро муж тетки с ярмарки воротился. Та отворила ворота, он въехал и вдруг вместе с ним въехала пестрая змея, обвила ступицы и тут же пропала. Испугались тетка с дядей и не знают, что делать. Стали искать, а змеи и нет нигде. С тех пор стали замечать в доме что-то странное: то горшки найдут под печкою, то посуда вдруг ни с того ни с сего из рук валится, то в горшке со щами лапоть найдут. Словом, много таких проказ было. Решили тетка с дядей из соседнего двора колдуна позвать. Позвали. Он огляделся, чарку вина выпил, другую просит. Сидит и молчит. И вдруг все видят, на потолке висит пара лаптей и мотается. А он кричит: „Погодь, вот я тебя“, — и еще рюмочку выпил. И стал что-то шептать. И вдруг, глядь, лапти валятся на пол, а шаровары все в ремни изрезаны. „Нет, тут посильнее меня надо“, — сказал колдун и ушел. Решили тетка с дядей священника позвать. Пришел священник, и вдруг все видят, что на печи стоят образа, вынутые из божницы переднего угла, и перед ними расставлены свечи. „Вот те раз“, — сказала тетка. Священник начал службу. И с этой поры немного меньше дух этот проказничал. Как-то раз мы, девчонки и мальчишки, играли на лугу, как вдруг увидели девочку, которая с месяц назад как умерла, — Сашу. На другой день опять эта Саша с нами играет. „Саша, — сказали мы, — ведь ты умерла, неужто ты из земли вышла?“ — „Нет, я не Саша“. — „А кто же ты?“ — „А я живу у Грушиной тетки под лавкой. Это я у вас постоянно озорничаю. Меня дедушка послал сюда, за то что ты ему испить воды не дала, я змеей обернулась“. И вот так и пришлось хозяевам с этим змеенышем жить, разные озорства от него терпеть, пока в доме пожар не случился и все сгорело, змея, наверное, тоже» [120] Калиостро. «Таинственные чары». М. 1876 г., стр. 90. .