Анри Пиренн - Средневековые города и возрождение торговли

Контраст между дворянством и средним классом отсюда является менее сильным в Италии, чем в остальной Европе. В эпоху коммерческого оживления, дворяне городов Ломбардии вмешивались в торговую деятельность и вкладывали часть своих доходов в эти деловые предприятия. Вот почему может быть развитие городов Италии отличается от развития городов Севера.

В последних это только крайне исключительный случай, что мы находим здесь и там как бы вклинивающуюся в среду среднего класса общества семью рыцарей. В XII в, исход дворянства в деревни был почти всюду закончен. Это сторона развития до сих пор мало понятна, и надо надеяться, что дальнейшие изыскания бросят больший свет на это. Пока может быть принято, что экономический кризис, жертвой которого стало дворянство, вызывал уменьшение их доходов в XII в, что не прошло без влияния на их исчезновение из городов. Они должны были найти выгодным продать бургам земли, которые им принадлежали; обращение этих земель в усадьбы для построек чрезвычайно увеличивало их цену.

Положение духовенства не изменилось существенно под влиянием прилива среднего класса в города и бурги. Создавались некоторые неудобства для него, но и некоторые также выгоды. Епископы боролись за сохранение в неприкосновенности, ввиду появления пришельцев, своих судебных прав и своих вотчинных прав: монастыри и капитулы видели себя вынужденными позволить строить дома на своих полях и своих пашнях. Патриархальная и вотчинная форма правительства, к которой церковь привыкла, неожиданно столкнулась с жалобами и нуждами, которыми начинался период тревог и опасений.

С другой стороны, были все-таки и компенсации. Рента, или подать, возложенная на те участки, которые были переданы бюргерам, создала чрезвычайно обильный источник доходов. Рост населения принес с собой соответствующий рост доходов, связанных с крещением, браком и смертью. Доходы от приношений росли беспрепятственно. Купцы и ремесленники создавали благочестивые братства, усыновленные последних. Создание новых приходов, пропорционально

растущему числу жителей, умножало размеры и источники доходов белого духовенства. В начале XI века аббатства, наоборот, были основываемы в городах только в очень исключительных случаях. Они не были способны привыкнуть к этой жизни, слишком шумной и деловой, и к тому же не было возможности найти места необходимого большому зданию для монахов, с служебными пристройками, которые требовались Цистерцианским орденом; последний распространился так широко по всей средней Европе в XII в., создавая свои организации лишь в деревнях.

Это было только в следующем веке, что монахи вернулись назад в города. Нищенствующие монахи, францисканцы и доминиканцы, которые пришли и поселились здесь, не были только продуктом нормального развития, выросшего из новой ориентации, которую получило религиозное оживление. Принцип бедности, который они проповедовали, заставил их порвать с вотчинной организацией, а отсюда поддержание монашеской жизни. Благодаря этому, монастырский дух оказался чудесно приобщенным к городской атмосфере. Они не спрашивали ничего более от бюргеров, кроме пропитания. Вместо того, чтобы изолировать себя в центре обширного, молчаливого двора, они строили свои обители вдоль улиц. Они принимали участие во всех волнующих событиях, во всех несчастиях и близко понимали все искания ремесленников, стать духовными вождями которых они хотели.

Города, в период их образования, находились в особо сложной обстановке. Они встречались лицом к лицу с проблемами всякого рода. В них жило бок-о-бок два населения, которые не смешивались и которые представляли полный контраст, как два различных мира. Старая вотчинная организация со всеми ее традициями, со всеми мнениями, со всеми идеалами, которые могли родиться не в ней, но которые подучили от нее особый отпечаток, доходит до столкновения в борьбе с нуждами и стремлениями, которые брали ее врасплох, которые шли против ее интересов, к которым она не благоволила и против которых, с самого начала, она выступала. Если она уступала, то это было вопреки ее воле и в силу того, что новые условия, с которыми она столкнулась, вытекали из слишком глубоких и непреодолимых причин, чтобы не почувствовать их действенность.

Последствия таких фактов, которые так мало зависят от человеческих желаний, как рост населения или расширение торговли, не могут быть устранены. Вероятно, люди, находясь под авторитетом существующего социального порядка, не были в состоянии оценить важность перемен, которые имели место кругом. Старый порядок вещей стремился сначала сохранить свою позицию. Только позднее, обычно слишком поздно, он пытался приспособиться к новому порядку вещей. Как всегда случается, перемена не наступала во всем сразу. Желали, как это часто бывало, приписать "феодальной тирании" или "жреческой заносчивости" оппозицию, которая объяснялась более естественными причинами. Тут случилось в средние века то, что так часто с тех пор случалось. Некоторые были владельцами бенефиций при установленном порядке вещей, были склонны защищать его не столько, может быть, потому, что он обеспечивал их интересы, сколько потому, что он казался им необходимым для сохранения общества.

Надо запомнить, что этот социальный порядок средние классы общества принимали. Их требования и то, что может быть названо их политической программой, не имели цели каким бы то ни было образом ниспровергать его. Они считали признанными привилегии и авторитет князей, духовенства, дворян. Они только хотели получить некоторые уступки, потому что они были необходимы для их существования, а не низвергать существующий строй. Эти уступки ограничивались их собственными нуждами. Они были совершенно не заинтересованы в нуждах деревенского населения, от которого они произошли. Кратко сказать, они только требовали у общества дать им место, соответствующее тому образу жизни, который они вели. Они не были революционерами, и если они часто обращались к населению, то это не из ненависти к правительству, но чтобы вынудить уступки.

Краткий обзор принципиальных точек зрения в их программе будет достаточен, чтобы показать, что они не выходили за необходимый минимум. То, чего они прежде всего хотели, была личная свобода, которая обеспечила бы купцу и ремесленнику возможность уходить и приходить, жить где oн хочет, ставить свою личность и личность своих детей под покровительство сеньориальной власти. Рядом с этим идет создание специального трибунала, посредством которого бюргер был бы изъят от множества юрисдикций, которым он подчинялся, и освобожден от неудобств, которые формализм старого права налагал на его общественную и экономическую деятельность. Тогда проник в город институт мира, т. е. уголовный кодекс, который гарантировал безопасность. И тогда пришло освобождение от тех натуральных оброков, которые были более несовместимы с ростом торговли и промышленности, владением и приобретением земли. Чего, наконец, они еще хотели, это было большая или меньшая степень политической автономии и местного самоуправления. Все это было очень далеко от чего-либо связного, целого, оправдываемого теоретическими принципами. Ничего не было более далекого от мыслей нарождающегося среднего сословия, чем концепция прав человека и гражданина. Личная свобода не была требуема, как естественное право. Ее искали только в силу тех выгод, которые с ней были связаны.