Андрей Савельев - 1612. Минин и Пожарский. Преодоление смуты

История свершается не только в мыслительных схемах, которыми мы постфактум пытаемся ее объяснять, чтобы облегчить понимание, но и в судьбах людей. В переворотах 1917 года главным были вовсе не партийные дрязги, не митинги и прокламации, не штурм Зимнего, которого, можно сказать, и не было. Персонификация истории, краха Империи заключается в отречении и аресте Николая II, в зверском убийстве его и его семьи. Превращение этой трагедии в исторический анекдот – не просто ошибка. Это упущение нити, которая дана нам для понимания истории и применения этого понимания к современности.

Солоневич писал о Николае II: «Он не был сильным человеком. У него не хватило сил, чтобы выкинуть из своего дворца Гришку Распутина и этим самым обречь на смерть своего единственного сына, и не хватило сил для того, чтобы стукнуть кулаком по столу и повесить несколько тысяч человек, – как это в свое время сделал Петр Великий («что ни зубец – висит стрелец»), не хватило сил для того, чтобы в страшные решающие дни конца февраля 1917 года вернуться на фронт, стать лично во главе любой дивизии – любая дивизия под личным водительством Царя пошла бы на что угодно – и от петербургской швали оставить только рожки да ножки. Да, сил не хватило. Но все-таки – Император Николай Второй был плохим монархом не потому, что он был плохим монархом, а потому, что мы были плохими монархистами. Он был для нас – слишком большим джентльменом». «Я не хочу впадать в елейный тон, в котором принято говорить о Николае Втором, – но все же я думаю, что если он не был самым сильным политиком последних десятилетий России – то самым умным и самым честным он все-таки был. Может быть, – слишком честным для политики. Что стоило ему – приказать повесить убийц Распутина? А из них никто, в сущности, никакому наказанию не подвергся». «Николая Второго – затравили. Затравила пресса, евреи, светские дамы, отчасти и Дума. Но на своем посту он держался до конца. До того момента, когда все его бросили, когда клевета о царице-шпионке и о царице любовнице Распутина прошла и по фронтам, и по тылам, оформилась на трибуне Государственной Думы…» «Можно сказать, что Ее Величество Сплетня одолела Его Величество Царя. Царь – заплатил своей жизнью. Россия заплатила двадцатью годами тягчайших страданий – но сплетня продолжает свое победное шествие».

Травля продолжается и сегодня. Не только издевательским ритуалом с «екатеринбургскими останками» и открытием «новых екатеринбургских останков», но и прежним действием Сплетни о русской истории, самая отвратительная сторона которой – домыслы на счет личности и исторической миссии Николая II, канонизированного Церковью, но по-прежнему представленному в массовом сознании оскорбительными характеристиками. Это клеймо позора на нашем народе, который не разбирает грани между добром и злом, не отделяет преступника от жертвы, не видит разницы между трагедией и фарсом. Историческая память, таким образом, лишается созидательной функции и действует как проклятье, которым мы сводим свою собственную страну в могилу, свой собственный народ – к ничтожному, рабскому состоянию.

Еще совсем недавно так называемая Февральская революция представлялась в умах граждан как некий пролог Великого Октября. Это соответствовало коммунистическому догмату о «перерастании буржуазно-демократической революции в пролетарскую». Тем самым суть событий, произошедших весной 1917 года, оставалась неясной. На собственном опыте мы увидели, что эта же логика имеет обратный ход: в 1991 году «пролетарская» революция обратно переросла в «буржуазно-демократическую». И вроде бы после этого уже ничего не нужно – все стало на свои места.

До сих пор значительная часть населения России считает, что именно в октябре большевики «свергли царя», а потом «хорошие белые» сражались против «плохих красных». Или наоборот – «хорошие красные» против «плохих белых». В этом примитивизме русская история стирается и сводится к XX веку – выпавшим на долю народа испытаниям, которые во многом были предопределены именно Февралем.

Невежество по части русской истории зачастую подкрепляется оговорками высших должностных лиц, получивших образование в советский период и не обогативших свои познания чтением книг в последующие 20 лет. Благодаря этим высказываниям и мутной продукции средств массовой информации период между февралем и октябрем 1917 года стал представляться как хрупкий эксперимент построения идеального общества, грубо растоптанный сапогами большевиков. С этим периодом даже начали ассоциировать Россию после 1991 года, невольно подчеркнув, что предательство Февраля до сих пор не изжито и остается идейной основой для правящей группировки.

С трудом входит в общественное сознание понимание того, что в феврале 1917 года был совершен государственный переворот, организованный генералитетом, думскими депутатами, группой промышленников и агентами иностранных держав. Заговор готовился, и его руководители почти не скрывали своих целей, выдавая планируемый захват власти за проект демократических реформ, которые понадобились почему-то именно во время войны. В то время, когда русский народ бился в кровопролитных сражениях Первой мировой, наделенные властью и деньгами лица думали о том, как устранить Царя, который казался им лишней фигурой – примерно так же, как и декабристам, фантазировавшим за век до того о будущем государственном устройстве России. Им казалось, что никакой тайны власти не существует, и что их талантов достанет, чтобы удержать в руках Империю и довести войну до победы, которая уже была в руках – кампания 1916 года под непосредственным руководством Николая II подвела к неизбежному краху Германии и ее сателлитов летом 1917. Перехватить эту победу, а с ней и Империю – вот был замысел заговорщиков.

Вовсе не большевики, а поддержанные публикой либералы (среди которых оказались не только генералы, но и некоторые высшие иерархи Церкви) свергли Самодержавие – русскую власть, укорененную в веках и в тех принципах, которые делали величие России и соединяли народ и власть в национальный организм. Как только Удерживающий был устранен, власть рассыпалась: самозваное Временное Правительство, собранное из авантюристов всех мастей, не смогло справиться с элементарными задачами по поддержанию порядка в стране. Народ без Царя не признавал никакого начальства, никаких прав собственности, никаких авторитетов. Гражданская война не могла не начаться, и в хаосе победу одержали самые жестокие, самые подлые, самые кровожадные. Власть упала им в руки, а вовсе не была завоевана.

Империя разлагалась изнутри революционной пропагандой и интеллигентскими поисками истины, которая разошлась бы с исторической правдой Отечества. Число «столыпинских галстуков», затянутых на шеях террористов и бунтовщиков, оказалось мизерным, к марксистам власть относилась достаточно лояльно, позволяя им распространять подрывную литературу, а в последние годы Империи – прямую порнографию, оскорбляющую Царя, его семью и приближенных. Либералы и вовсе были в моде и привычно фрондерствовали, подмывая устои собственного государства, по которому они потом плакали в эмиграции, зачастую так и не поняв собственных заблуждений.