Андрей Савельев - 1612. Минин и Пожарский. Преодоление смуты

При всей внешней незаметности Федора Иоанновича – особенно на фоне Бориса Годунова, реальной распоряжавшегося всеми делами государства – именно он был гарантом единения народа и власти. Только при таком единении были возможны масштабные деяния Годунова: учреждение партиаршества, строительство городов и крепостей в Диком поле (Воронеж, Ливны, Белгород, Самара, Царицын, Саратов, Томск), восстановление опустевших после ордынского ига земель к югу от Рязани, успешная русско-шведская война и возвращение ряда русских земель и городов, строительство смоленской крепостной стены, Белого города в Москве, отражение нашествия в 1591 набега крымского хана Казы-Гирея.

Фёдор I Иоаннович (миниатюра из Царского титулярника)

Незримый договор между народом и властью позволил путем закрепощения крестьян преодолеть хозяйственный кризис и даже ввести меры в отношении беглых крестьян – розыск в течение пяти лет и возвращение на прежние земли. Вопреки досужим убеждениям наших современников, крепостное право вовсе не было актом насилия и порабощения. Оно было средством мобилизации в условиях хозяйственного кризиса, и принято народом как должное – до тех пор, пока власть воспринималась им как законная.

Царевич Дмитрий Иоаннович

После Федора Иоанновича престол должен был наследовать его младший брат Дмитрий. Но в 1591 году он погиб при невыясненных обстоятельствах. В течение столетий считалось, что это было убийство, организованное Борисом Годуновым. Но открытое расследование с публичным опросом свидетелей, которое проводил боярин Василий Шуйский, изученное современными историками, поставило эту версию под сомнение. Прямых причин убивать Дмитрия у Годунова не было. Царь Федор продолжал царствовать до своей смерти в 1598 году. До этого момента, вероятно, в народе не было сомнений в том, что расследование Шуйского добросовестно, и Дмитрий погиб в результате несчастного случая – в детской игре с ножом. Почему же эти сомнения возникли? Потому что власть, лишенная божественной санкции, теряет доверия, и на ее счет могут возникать любые предположения – и все они верны если не по фактической стороне, то по сути. Даже если Борис Годунов не убивал царевича, он поступил так, как если бы намеренно лишил его жизни – занял на престоле чужое место.

После смерти Федора Иоанновича мужская ветвь династии Рюриковичей пресеклась, ближайшей родственницей почившего царя была его троюродная сестра Мария Старицкая, не казавшаяся заметной фигурой в расчетах властных группировок. Да и переход власти по женской линии не был тогда принят и понят. Бесспорным казалось наследование прав только по мужской линии. А коль скоро мужская линия пресеклась, то по внешнему достоинству престол должен был занять первенствующий среди знати по реальной власти. На царство был венчан Борис Годунов, бывший царю Федору шурином. Фактически речь шла о передаче наследственной власти через сестру царя.

Борис был поддержан Земским собором. Казалось бы, легитимность власти соблюдена, мнение народа учтено. Можно сказать, что «демократические процедуры» формально проведены. Но этого оказалось мало. Незримый договор народа и власти был разорван. Ведь Борис Годунов не был кровным родственником Рюриковичей. Он правил, но его право на престол показалось простому народу сомнительным и ничем, кроме силы, не подтвержденным. Что и привело к распространению слухов о чудесно спасшемся царевиче Дмитрии и к интригам против Годунова его противников. Немалую роль в этом сыграла ориентация нового царя на Запад, приглашение иноземцев служить в России. Появившиеся самозванцы, выдающие себя за Дмитрия, опирались то на иноземные силы (Польша), то на сопротивление им (ополчение).

Царь Фёдор Иоаннович надевает на Бориса Годунова золотую цепь (А. Кившенко)

Царь Борис и сам понимал, что по знатности рода с ним могут соперничать Мстиславские, Шуйские и другие известные боярские фамилии, а потому всячески препятствовал их влиянию. По доносу он сослал и постриг в монахи Федора Романова и его жену. (Что и предопределило негативное отношение к Годунову в официальной историографии романовских времен). К концу своего правления Годунов заперся в кремлевских палатах, отказался принимать челобитные и потребовал, чтобы в каждой семье читалась особая молитва и поднималась заздравная чаша за царя. Подобное навязывание лояльности не могло не вызвать недовольства, переходящего в ненависть.

Царь Борис Федорович Годунов

По сути дела смутьянами в этот период выступали все влиятельные группировки, боровшиеся за власть. Не имея принципа разрешения споров вокруг прав на престол, они были обречены на кровавый конфликт. При этом народ также оказывался без руководящей роли аристократии и метался между воюющими группировками, не зная, к какой пристать.

Неурожайные годы способствовали росту недоверия к власти. Несмотря на то, что царь Борис установил контроль за ценами на хлеб и открыл для голодающих царские закрома. Этого оказалось мало. Недоверие к царской власти проявляло и боярство, не торопившееся делиться с народом запасенным хлебом. Это рассматривалось бы как поддержка Годунова, чьи права на престол выглядели все более сомнительными как в связи с начавшимися волнениями и восстаниями крестьян, так и в связи со слухами о спасении царевича Дмитрия.

В течение нескольких лет Смуты борьба за власть была одновременно и поиском утраченного доверия к власти, поиском легитимного правителя. При этом ключевую роль начали играть вовсе не лидеры боярских группировок, а самозванцы, в которых простому народу чудился настоящий царь, а вельможным интриганам – силовой захват власти.

Историки не раз отмечали, что появление самозванцев во время Смуты имеет социально-психологические корни и связано с русским характером и конкуренцией претендовавших на власть группировок. Фактически мы видим ту же замороченность народа «выборами», которую наблюдаем и теперь. Самозванец выступал в роли лидера (чаще всего мнимого) одной из «партий». Ему создавали образ царя (обряжали в великолепные одежды и устраивали пышный церемониал), а народ ублажали «предвыборными обещаниями» и раздачей подарков. Народ поддерживал то одну «партию», то другую – в зависимости от того, удавался ли очередному самозванцу «имидж» самодержца, и готова ли была свита, составленная из авантюристов, мечтавших о власти и поживе, свидетельствовать о подлинности царского достоинства.