Андрей Савельев - 1612. Минин и Пожарский. Преодоление смуты

К семейным проблемам у будущего убийцы добавились служебные. В апреле 1934 году его исключают из партии за мелкий проступок, и он теряет работу в Институте истории партии. Добившись восстановления в партии, Николаев месяцами обивает пороги начальства ради восстановления в должности. Главным организатором всех бед он считает любовника своей жены и начинает вынашивать план убийства. При всей своей нервозности, Николаев проявил завидное упорство в достижении цели.

Первая попытка убийства 15 октября 1934 года оказалась неудачной. Николаев был схвачен охраной Кирова и отправлен в отделение милиции как подозрительная личность с заряженным револьвером в кармане. Но Николаева отпускают, поскольку у него есть разрешение на револьвер, а также партбилет. 14 ноября Николаеву не удалось совершить замышленное и подойти к Кирову на Московском вокзале. В третий раз он ждал встречи с Кировым 1 декабря 1934 года в Таврическом дворце, где должно было пройти собрание партийного актива Ленинградской организации ВКП(б). Киров случайно оказался в Смольном, где Николаев хотел получить пригласительный билет на собрание партактива. Случайная встреча решила дело. Приотставшая охрана подоспела поздно – Киров лежал на полу с простреленным затылком.

Мильда Драуле и Леонид Николаев

Сталин был в Ленинграде уже на следующий день и сам прямо в Смольном допросил Николаева. Но разговора не получилось вследствие смутного состояния Николаева. Вероятно, именно в этот момент Сталин понял, что может использовать убийство для разгрома зиновьевцев, доставивших ему столько хлопот в 1926 году, когда вся ленинградская организация партии состояла сплошь из его противников. Через несколько дней у Николаева появились «соучастники».

Интригу в эту историю добавила гибель охранника Кирова, которого доставляли на допрос к Сталину на грузовике. На обратном пути охранник слетел с облучка и расшибся о фонарный столб насмерть. Впоследствии Хрущев назвал это убийством сообщника. Но в сталинской версии эта смерть могла быть истолкована прямо противоположным образом: тайные организаторы убийства Кирова просто прятали концы в воду.

29 декабря 1934 года сессия Военной коллегии Верховного суда СССР под председательством Ульриха вынесла всем 14 подсудимым приговор – высшую меру наказания. Когда же был оглашен приговор, Николаев воскликнул: «Обманули!» Ему обещали за доносы сохранить жизнь. Через час приговор был приведен в исполнение. А через несколько месяцев была расстреляна и вся семья Николаева, его жена и теща.

Всесильный Сталин и ничтожный Николаев сошлись в тот исторический момент, когда бытовому убийству из ревности нужно было придать значимость поворотного события, за которым стране и народу предписывалось другое бытие: не построение штаба мировой революции, а создание вотчины для советской бюрократии. Этот дом предстояло очистить от интернационализма.

Самое важное в этой истории состоит в том, что страна поверила, что кругом действуют «враги народа», готовые к индивидуальному террору. А как было не поверить, если во главе партии стояли люди, прославленные своей жестокостью, привыкшие к запаху крови в гражданскую войну? Страна не довоевала и без стеснения продолжила без разбора добивать истинных и мнимых врагов – уже за одно только расхождение во мнениях. Впрочем, сталинские репрессии во многом упредили сплочение его тайных и явных противников: внутрипартийная борьба могла в любой момент разгореться с новой силой и создать в партии противостоящие группировки, которые не постеснялись бы взяться за оружие. Поэтому приходится признать, что без сталинских репрессий мы не смогли бы выиграть войну с фашизмом. Просто потому, что большевики-интернационалисты в борьбе со сталинистами не пожалели бы страны даже перед лицом внешней угрозы. Они бы продолжили уповать на пожар мировой революции.

Сталин, прагматически связавший свою личную судьбу с советской Россией, использовал случайное убийство Кирова для того, чтобы окончательно закрепить победу советской бюрократии над большевистским романтизмом. В конечном итоге этот выбор, несмотря на все издержки сталинизма, предопределил победу в Великой Отечественной войне.

Коллаборационизм – термин, заменяющий более простой, но менее определенный. Речь идет о предательстве, о переходе на сторону врага. Предатели были во все времена. Но столь масштабных предательств, как в Великую Отечественную войну, в русской истории не было никогда. При этом предательство тех времен сомкнулось с предательством, охватившим Россию после краха коммунистического режима. На страну обрушился шквал клеветы, оправдывающий любое предательство, унижающий поколение победы, содержаний порочащие русский народ мифы о войне.

Русское мировоззрение победно только в своей первозданной чистоте – без налета всякой интеллигентской чуши, в какие бы одежды она ни рядилась. Русская история дает нам образцы героизма, мужества, верности. Поиск иных героев и скрытых смыслов нелеп и вреден. Выдумывание «правды о войне» превращается в ложь о войне – в осквернение Победы выпячиванием какой-нибудь гнусной частности. Стыдно, когда этим занимаются писатели-фронтовики, в постсоветские времена вдруг обнаружившие в себе позыв к русофобии и страсть к «общечеловеческим ценностям». Многие из тех, кто был прославлен в прежнюю эпоху как носитель правды о войне, стали теперь лгать, подлаживаясь под запросы Запада или обесстыдевшей публики, сладострастно ненавидящей Россию.

Правда о войне, спрятанная советским режимом, заключается в том, что в ней была одержана победа не над идеологией нацизма, как пытаются представить фальсификаторы истории. Победа была над Германией – над военной и государственной машиной. Доктрина фашизма была столь же далека от реальной практики нацистской Германии, как и коммунистические мифы от практики компартии в СССР. Эта доктрина до сих пор не стала предметом научного анализа и объектом идеологической борьбы. Потому что в противовес идеологии может быть выставлена только идеология. Коммунистическая и либеральная доктрины не способны противостоять нацизму и фашизму, а потому предпочитают уклоняться от полемики и воюют не против идеологии, а против людей, которым произвольно приписывают взгляды, определяемые как «русский фашизм». Мнимые антифашисты борются с русскими людьми, которые противопоставили фашизму самый решительный аргумент – Победу. Это не антифашизм, а русофобия и идеологический коллаборационизм.