Алексей Дельнов - Китайская империя. От Сына Неба до Мао Цзэдуна

В книге «Ицзин» сплошная черточка соответствует ян, прерывистая – инь. Поначалу базовым объектом гадания была комбинация из трех расположенных друг над другом черточек – триграмм. Если все черточки триграммы ян, то она соотносится с такими понятиями, как творчество, небо, крепость, металл, отец; если все инь – исполнение, земля, уступчивость, мать. Сверху две инь, под ними ян – это возбуждение, гром, подвижность, первый сын; сверху две ян, под ними инь – уменьшение, ветер, проникновение, первая дочь. И так далее – всего возможно восемь комбинаций. Конечно, применение таких наборов понятий к конкретной ситуации, по поводу которой осуществлялось гадание (накаливался черепаший панцирь или срывался побег тысячелистника), допускало слишком большие вольности при истолковании. Поэтому триграммы стали рассматривать в паре – из черточек стали образовывать гексаграммы с числом комбинаций 64. Количество применяемых при истолковании понятий резко возросло, появляются как сложные, так и очень конкретные, например, «повозка», «рынок», «глазные веки». 27-я гексаграмма книги «Ицзин», носящая название «Питание», состоит вверху из триграммы «Гора» (символ покоя), внизу из триграммы «Гром» (импульс движения, толчок) – а все вместе в конкретной ситуации может трактоваться как «челюсти». В случае рассмотрения гексаграмм свобода творчества у гадателя все равно необъятная, при свойственном китайскому мышлению символизме ассоциации у него могут возникать самые неожиданные. Но уже само наличие такой солидной научной, вернее магической базы, как «Ицзин», придавало результату гадания немалую убедительность.

Кстати, «Ицзин», как и все книги того и более поздних времен, была написана на дощечках, заготовленных из расщепленного бамбука. Иероглифы следовали сверху вниз, дощечки скреплялись и образовывали связку. Читать приходилось в обратном порядке, отводя в сторону сначала нижнюю. Так и упорядочен с тех пор китайских текст: сверху вниз и справа налево. Если взять такую книгу, как «Ицзин» – сегодняшний томик среднего объема, то в бамбуковом варианте она вряд ли уместилась бы на одной повозке.

Самой ответственной задачей для Чжоу-гуна было наладить управление государством – повторимся, по тогдашним меркам огромного. Вспомним, что обитаемая территория Древнего Египта – не больше Бельгии (30 тыс. кв. км), а царство Чжоу простиралось на сотни тысяч квадратных километров.

Высшими придворными должностями были «великий управитель», «великий воспитатель» и «великий церемониймейстер». Их занимали обладатели почетного титула гун – его мы встречаем в имени Чжоу-гуна. Великим управителем был, конечно же, он. Следующую высшую должность занимал его брат Шао-гун, на которого было возложено воспитание несовершеннолетнего Чэн-вана. Церемониями и всей дворцовой жизнью ведал их родственник Тай-гун. Дальше следовали управляющий сельским хозяйством, управляющий ремеслом и строительством, управляющий военными делами – своего рода министр обороны, главной заботой которого были лошади и колесницы. Высшие должности не были узаконены как наследственные, но впоследствии зачастую переходили из поколения в поколение. У каждого из этих вельмож был свой штат чиновников, и дело было поставлено так, что скучать никому не приходилось. К управлению были привлечены опытные специалисты из Шан.

В основу территориального устройства царства Чжоу была положена система уделов. Иного и быть не могло по целому ряду причин. К удельному устройству пришло на последнем этапе своего существования Шан – во многих отношениях признанный пример для подражания. Следующий аргумент – племенных вождей, в союзе с которыми чжоусцы одержали победу, проблематично было бы превратить в региональных управляющих, по сути – чиновников в рамках централизованного государства. Централизации препятствовал и «географический фактор» – размеры государства и его рельеф. Как мы уже знаем, чжоуские ваны, начиная с подросшего Чэн-вана, не пожелали жить в новой столице Лои, а старая, Цзунчжоу, была расположена так, что из нее до многих подвластных областей добираться было и долго, и нелегко. Чжоуские военачальники, посланные на охрану окраинных территорий, поначалу чувствовали себя брошенными на погибель в какой-то дикой глухомани – но потом осваивались и становились, опять же, почти полновластными правителями.

Только в части страны между старой и новой столицами сравнительно эффективно действовала центральная власть (надо сказать, что это была немалая территория) – во многом благодаря личности Чжоу-гуна, а до некоторой степени и сменившего его со временем Чэн-вана. В этих районах доверенные лица правителей получали поместья, по российским понятиям, «в кормление»: на время своей службы они находились на обеспечении у местных крестьян, но за ними присматривали чиновники из центра. Но со временем и здесь установились отношения, похожие на феодальные.

Уделы повсеместно, а не только во владениях прежних племенных вождей, превращались в княжества, возглавляемые чжухоу. Титул переходил только к старшему сыну, а вступление во властные права происходило только через благословение чжоуского вана на торжественной церемонии в столице государства. Однако князья устраивали свои дворы и управление своими владениями по столичному образцу и все меньше ощущали свою зависимость от вана. Хотя ваны старались регулярно совершать объезды уделов, а чжухоу не менее регулярно посещали столицу для засвидетельствования покорности и обмена дарами. Авторитет вана как Сына Неба и обладателя Мандата был для них высок.

Это было проявлением тенденции более широкой и глубинной, подвижками в общественном сознании жителей царства Чжоу. Во всяком случае, тех из них, кто проживал в средней части бассейна Хуанхэ и в прилегающих областях, на тех землях, которые позже стали именоваться Чжунго – Срединное государство. Мы уже отмечали свойство китайцев ощущать свою сопричастность к общему делу. Теперь, когда в результате всех потрясений произошли большие подвижки населения (на новые, малообжитые земли переселялись целые племена; по воле Чжоу-гуна была рассредоточена по другим областям, перемещена в Лои значительная часть людей наиболее культурных – шанцев), они все интенсивнее становились единым народом. И коренные обитатели Шан, и прежние полуварвары из третьей зоны, какими не так давно были и чжоусцы (на более отдаленной периферии, за пределами Чжунго подвижки шли медленнее, а иногда и в обратную сторону – это еще ох как скажется). С общим языком, культурой, с общими верованиями. Религиозные преобразования, идеи Чжоу-гуна о Мандате Неба глубоко проникли в сердца. Власть чжоуских повелителей обрела несомненное религиозное значение. Ваны действительно воспринимались как Сыновья Неба, а совершение ими обрядов у многочисленных алтарей служило залогом не только людского благополучия, но и гармонии вселенной.