А. Фурсов - De Aenigmate / О Тайне

Действительно, с одной стороны, мы видим, что процесс интеграции мусульман в европейскую культуру происходит совсем не по тому сценарию, который был написан европейскими идеологами, и интегрируемый ислам не «секуляризуется». Будучи религией всеохватной и нерасчленённой, он регулирует жизнь своих адептов во всех её аспектах, в том числе и правовом, и говорить о светском исламе так же неверно, как отделять веру от шариата. Так что совершенно естественно, что, начав с отстаивания культурного своеобразия, исламские активисты перешли в итоге к защите более широкой автономии, включая правовую и политическую, поставив вопрос о признании особого правового и административного статуса ислама. Понятно, что последовательная и полная исламизация европейских мигрантов должна превратить их в представителей единого исламского народа — Уммы, т. е. выделить в отдельное правовое сообщество, что совершенно несовместимо с полноценным французским, британским, немецким и пр. гражданством. Более того, в данных условиях европейские мусульмане всё более подпадают под сильнейшее влияние внешнего фактора, превращаясь в удобный инструмент геополитической борьбы.

С другой стороны, среди самих европейцев растёт раздражение в отношении мигрантов и мусульман, что показывают многочисленные опросы общественного мнения. Причём правящие элиты очень ловко направляют недовольство своих граждан в русло эмоциональной критики самого ислама, а не истинных причин наплыва мусульман в Европу. Это даёт им дополнительные рычаги управления обществом, позволяющие сталкивать между собой различные слои населения, развязывать в случае необходимости локальные конфликты, в результате которых выпускается пар из котла протестных настроений. Крайне негативное отношение к мигрантам-мусульманам создало благоприятную почву для повсеместного роста и укрепления в Европе праворадикальных партий и движений, чьи антимусульманские лозунги, выходящие на первый план, также дают возможность скрыть истинную суть демографических и социальных проблем европейцев.

Несмотря на крайне негативные последствия миграционной политики в странах Запада, их правящие круги никогда не пойдут на какое-либо серьёзное изменение ситуации. Они будут делать красивые и смелые заявления (о «провале политики мультикультурализма»), совершать показательные антииммигрантские акции (изгнание цыган из Франции), вводить определённые ограничения на миграцию, обусловливая легализацию изучением местного языка и культуры, и т. д., но ключевое направление будет сохранено, так как ставка на мигрантов — это стратегическая линия транснационального класса, отвечающая его коренным интересам . В связи с этим можно выделить следующие «выгоды» этого явления.

1. Социально-экономическая. Всеобщая либерализация, распространяемая на сферу производства, торговли и финансов, привела в крайне подвижное состояние и мировой рынок дешёвой рабочей силы. Общеизвестно, что современную эпоху начиная с последней четверти XX в. называют «эрой миграции». Кардинальные изменения в масштабах и структуре мировых миграционных потоков вследствие глобализации и крайнего обострения неравенства экономических возможностей привели к формированию принципиально новой миграционной ситуации, при которой можно говорить уже о своеобразной «нации мигрантов» или «новых кочевниках» . Характерными чертами этого процесса стали усиление роли диаспор в развитии и отправляющих, и принимающих стран, формирование «миграционных сетей», определяющее значение экономической миграции, внутри которой неуклонно растёт нелегальная, вынужденная миграция, увеличение значимости миграции в демографиическом развитии и, наконец, двойственный характер миграционной политики на всех уровнях. В результате мигранты начинают занимать целые экономические ниши и отрасли национальной экономики принимающих стран.

Вместе с тем всё большую роль играет внутренний рынок труда транснациональных компаний, который характеризуется частым перемещением работников между странами. Так, менеджмент компаний превратился уже в чисто транснациональный класс. Таким образом, по всему миру рабочая сила движется к местам её наиболее выгодного использования, а капитал — к районам сосредоточения дешёвого труда. В итоге миграция в реальности превращается в орудие построения «цивилизации кочевников».

По данным Международной организации труда, из 175 млн мигрантов мира 56 млн живут в Европе, из них 27,5 млн осуществляют здесь экономическую деятельность. В некоторых странах Европы, например в Люксембурге и Щвейцарии, доля иностранцев в общем количестве рабочей силы достигает 25 % [700]. В основном они занимают рабочие места, не пользующиеся спросом местных работников. Это грязная, тяжёлая работа, не требующая квалификации (во Франции 25 % их заняты в строительстве, 1/3 — в автомобилестроении на конвейерной сборке, в Бельгии 50 % работают в угольных шахтах), работа низкой и средней квалификации в сфере услуг, работа по уходу и обслуживанию в частной сфере, наконец, сезонные работы в хозяйстве и сфере туризма. При этом они явно дискриминированы по сравнению с местными рабочими (низкая зарплата, более продолжительная рабочая неделя). И хотя в последние годы во многих странах уже появляется слой достаточно состоятельных образованных мусульман, который называют средним классом, для большинства условия социального развития остаются крайне трудными, что выражается в первую очередь в высоком уровне безработицы и неполной занятости (особенно среди молодёжи), в отсутствии социальной инфраструктуры и т. д. Естественно, общественное положение определяет и политический выбор, и социальную позицию, поэтому так популярны среди молодежи фундаменталистские течения, придающие проблеме бедности не столько социальный, сколько религиозный характер.

Многочисленный и практически неконтролируемый сегмент мирового рынка труда образуют нелегальные мигранты, которые, по данным Международной организации труда, составляют около 1/3 всех международных мигрантов. Они заняты преимущественно в мелком или в теневом секторе экономики, масштаб которого растёт во всех странах. Так, в настоящее время, по оценкам Еврокомиссии, он достигает в отдельных странах от 8 до 30 % ВВП, а в целом по Европе — 20 %. Если не учитывать Восточную Европу, то к странам с наибольшим теневым сектором относятся Греция (30–35 %), Италия (27,8 %), Испания (23,4 %) и Бельгия (23,4 %). Среднее положение занимают Ирландия, Канада, Франция и Германия (от 14,9 до 16,3 %) [701]. Особенно быстро теневой сектор стал расти после кризиса 2008 г.