Михаил Шевченко - Крепостная Россия. Мудрость народа или произвол власти?

В своих произведениях В. И. Ленин касается и наиболее существенных признаков крепостного права. По его мнению, крепостное право предполагает прежде всего прикрепление крестьян к земле, чтобы гарантировать феодалу рабочие руки. В лекции «О государстве» В.И. Ленин говорил: «Основной признак крепостного права тот, что крестьянство… считалось прикрепленным к земле, – отсюда произошло и самое понятие – крепостное право»[94]. Но этим не исчерпывается сущность крепостного права. Вторым основным его признаком, несомненно, была личная зависимость крестьян от феодалов или так называемое внеэкономическое принуждение. «Если бы помещик, – писал В. И. Ленин, – не имел прямой власти над личностью крестьянина, то он не мог бы заставить работать на себя человека, наделенного землей и ведущего свое хозяйство»[95].

В.И. Ленин нигде прямо не говорит о времени зарождения крепостного права. в России. Исходя же из отождествления им крепостничества с феодализмом, можно предполагать, что начало закрепощения крестьян он относил к периоду становления на Руси феодализма и образования Древнерусского государства.

Труды В.И. Ленина знаменуют собой начало качественно нового этапа в изучении проблемы крепостного права и составляют основу советской исторической науки. Однако не сразу после победы Октябрьской революции они были усвоены и взяты на вооружение всеми учеными. Для этого требовалось время. Процесс утверждения марксистско-ленинского понимания истории был длительным и сложным. Он протекал в острой борьбе с буржуазной и мелкобуржуазной идеологией, которая, разумеется, не исчезла автоматически на второй день после установления Советской власти, а продолжала существовать и упорно отстаивала свои позиции. На протяжении ряда лет в той или иной степени сказывалось ее влияние, в той или иной форме обнаруживались ее рецидивы в самых различных областях исторического познания, в том числе и в трактовке проблемы происхождения крепостного права.

В первые годы Советской власти продолжали еще бытовать теории и концепции, которые были выдвинуты дореволюционной университетской наукой. Появились работы С.Ф. Платонова, А.Е. Преснякова, С.И. Тхоржевского, И.М. Кулишера, С.Б. Веселовского и некоторых других авторов, которые подходили к проблеме происхождения крепостного права по существу со старых методологических позиций. Так, в 1921 г. С.Ф. Платонов опубликовал книгу «Борис Годунов». В ней он писал: «Еще при Грозном московская власть сочла необходимым вмешаться в «крестьянскую возку». Грозный дал какое-то, точно нам неизвестное «уложение» против вывоза и установил «заповедные лета», в течение которых был запрещен вывоз и выход крестьян и посадских тяглецов»[96]. По мнению Платонова, правительство Бориса Годунова наследовало от Ивана Грозного установленные им «ограничительные меры», продлило их действие и вместе с тем внесло в них некоторые «новшества». Одним из таких «новшеств» автор книги считал указ 1597 г. о пятилетнем сроке давности для розыска убежавших крестьян. Он предполагал, что этот указ, очевидно, смягчил «применение меры, установившей «заповедные лета». Нарушивший «заповедь» и убежавший в неуказанные «лета» крестьянин получал возможность остаться на новом месте, если со времени его ухода истекало пятилетие. В 1601–1602 гг. последовали новые указы в ограничение, по-видимому, тех же «заповедных лет»[97].

Рецензент В.Г. Гейман в № 8 «Русского исторического журнала» за 1922 г. весьма восторженно отозвался о книге Платонова «Борис Годунов». Он писал, что на немногих страницах, посвященных вопросу крестьянского прикрепления, Платонов путем привлечения данных о заповедных летах создал «поразительную по легкости и стройности конструкцию». К чести рецензента, от его внимания не ускользнули и слабые стороны концепции Платонова, ее уязвимые места. «Созданная академиком Платоновым историческая конструкция, – отмечал он, – при всей своей увлекательности, имеет, однако, сторону, не совсем закрытую от нападений. Мы разумеем то обстоятельство, что в распоряжении исследователей имеется слишком мало материала для суждения о заповедных летах, что вся картина сложена автором из осколков, иногда даже из одних намеков, что, потому, нет уверенности в прочности ее»[98].

В 1923 г. С.Ф. Платонов издал еще одну книгу под названием «Иван Грозный (1530–1584)». Однако и здесь начало закрепощения крестьян он поставил в прямую связь с «уложением» Ивана Грозного о заповедных летах. Платонов писал: «К сожалению, не сохранилось точного текста этого «уложения» Грозного, но оно во всяком случае существовало и по сути своей представляет собой первое, условное и временное, ограничение свободы крестьянского выхода, до тех пор признаваемой московским правительством»[99].

Таким образом, отказываясь от ключевско-дьяконовской концепции происхождения крепостного права, которой С.Ф. Платонов придерживался раньше, он перешел на позиции сторонников указной теории. По существу аналогичного взгляда на роль заповедных лет в истории возникновения крепостного права придерживался в то время и А.Е. Пресняков[100].

Другая группа историков старой школы, в частности С.И. Тхоржевский и особенно И.М. Кулишер, отстаивала точку зрения о безуказном закрепощении крестьян. Например, Кулишер вслед за Ключевским и Дьяконовым первостепенную роль отводил крестьянской задолженности и институту старожильства. В 1924 г. он писал, что значение задолженности крестьян землевладельцам в процессе формирования крепостного права, выдвинутое Ключевским, «в настоящее время может считаться общепризнанным»[101].

Следует заметить, что в начале 1920-х П. дореволюционные дворянские и либерально-буржуазные концепции происхождения крепостного права в России с некоторыми модификациями были восприняты и определенной частью молодых советских историков. В то же время предпринимались попытки подойти к освещению проблемы закрепощения крестьян по-новому, с марксистско-ленинских позиций. В этой связи существенный интерес представляют взгляды М.Н. Покровского, научная деятельность которого началась задолго до октябрьской революции и продолжалась в годы Советской власти.

В представлении М.Н. Покровского, закрепостительный процесс развивался следующим образом; в конце XV – первой половине XVI в. в Русском государстве усиленно распространялось поместное землевладение. Одновременно совершался переход от архаических форм земледелия – подсеки и перелога к более интенсивной сельскохозяйственной культуре – трехпольной системе полеводства. А это имело своим следствием важные перемены в жизни крестьянского населения. «При подсечном хозяйстве, – писал Покровский, – не было ни смысла, ни возможности долго удерживать крестьян на одном месте: выпахав все, что можно было, в лесу, земледельческое население, в силу условий хозяйства, должно было уйти в другое место. При перелоге, это оказалось уже возможно, при трехполье – даже необходимо. Переход к более интенсивным формам культуры создавал, таким образом, для владельцев и интерес и возможность не только на время подчинить себе крестьянина, но привязать его к земле надолго, по возможности навсегда»[102].